Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Детка, ты куда? – кричит ей неизвестно откуда взявшийся Диего. – Наш выход!
– Я сейчас… – заверяет его Бьянка и быстро идет в конец коридора. Открывает железную дверь и выходит на задний двор. Может быть, Себастьяно ожидал более интимной обстановки, но выбирать не приходится; теперь нужно постараться использовать свои карты по максимуму.
– Ну так что? – торопит она. Ей хочется поскорее избавиться от него. – Вот ты нашел меня – что теперь хочешь мне сказать? Ради чего ты пересек море?
Ей противно даже говорить с ним – она чувствует себя грязной.
– Любимая, не надо так. – Он наблюдает за вечерними тенями, вытягивающимися на ее груди, высокой и маленькой.
– Ты ведь даже не дала мне объяснить. Прошу тебя!
– Ну, говори!
Перед этой встречей Себа приготовил целую речь, но теперь ему нужна другая стратегия, если он хочет ее вернуть. Нужно поразить ее, надавить на чувства, целиться прямо в сердце, напирать на тяжесть одиночества, на то, какая она уникальная.
– Бьянка. – Он смотрит на нее глазами раненого ягненка. – Знай, что никогда в жизни никому не говорил «я тебя люблю».
– Как ты жалок. – У нее вырывается истерический смешок. Кожа горит, и несмотря на толстый слой грима, видно, как кровь приливает к щекам и ко лбу от внезапной ярости и абсурдности ситуации. Она опускает голову – ей противно даже смотреть на него. Он пытается взять ее за подбородок, но она не дает и кричит:
– Не трогай меня!
Сама мысль о прикосновении его грубых рук вызывает у нее отвращение.
– Ладно, как хочешь. – Он поднимает руки. – Но выслушай меня, пожалуйста.
– Я уже тебя слушаю. И не хочу об этом пожалеть.
Бьянка почти не смотрит на него, но Себастьяно чувствует, что ее внутренний взгляд направлен в его сторону.
– Послушай, Бьянка, мы оба знаем: то, что случилось в ту ночь, – глупость. Пожалуйста, давай не раздувать из мухи слона. Это было всего лишь досадное недоразумение, и надеюсь, ты в это поверишь, и мое присутствие здесь и сейчас тебя в этом убедит.
Он старается подобрать правильный тон, чтобы уменьшить масштаб катастрофы.
– Каждый может ошибиться, разве нет? По-моему, несправедливо за это устраивать мне публичную казнь…
Она щурится и морщится, словно только что откусила лимон.
– Но я хочу тебя, – продолжает он. – Поняла? Тебя и никого другого. Мы ведь столько пережили вместе. Ты ведь об этом помнишь?
При этих словах к ее горлу подступает тошнота.
– Это правда, Бьянка. Моя жизнь бессмысленна без тебя. – Себастьяно берет ее за руку, но она отталкивает его. – Я готов переехать, куда ты захочешь, если ты больше не хочешь жить в поместье.
Она безразлична к его наигранным страданиям. Теперь она не чувствует даже злости – лишь досаду.
– Хватит! Прекрати нести чушь! Не выставляй себя в таком нелепом свете. – Она смотрит прямо на него. – Когда я отказалась ради тебя от своей карьеры, то просила только одного: искренности. В тот день, когда позвал меня в свое поместье, ты обещал, что мы всегда обо всем будем рассказывать друг другу. И никогда друг друга не предадим.
– Я знаю, любовь моя, и помню. Но ведь каждый может раз в жизни ошибиться. Так бывает.
– Раз в жизни? – Она смотрит на него – как же он смешон с этой своей притворной податливостью.
– Да, раз в жизни. Поверь мне.
– Теперь это уже не важно, Себастьяно. – Она это точно знает: он пришел из того мира, где ей больше нет места. – Я приняла решение.
Как она далека. Здесь – и в то же время где-то в другом месте, где больше нет места для него.
– И что же ты решила? Остаться здесь? Среди этой мерзости? – Он с отвращением оглядывается вокруг.
– С теми, кто меня уважает.
– А! Теперь мне ясно… Ты уже кого-то нашла? – Допытывается он, пытаясь переложить на нее чувство вины.
– Хватит. Правда.
– Нет, ты скажи!
– Чего ты хочешь, Себастьяно? – Она знает: он не заслуживает ответа.
– Ничего. Только любить тебя, – его глаза блестят. К счастью, в этом полумраке ничего не видно.
Он думает о ее запахе. Он мог бы сделать что угодно, но ни за что больше не сможет ласкать такую женщину языком. Ему хочется опуститься на колени на этот разбитый асфальт, раздвинуть ее загорелые ноги и вылизать. Вот только она оттолкнет его, едва только он попробует к ней прикоснуться.
– Но я тебя больше не люблю. И давно. И эта измена стала лишь последней каплей. По мне, так ты можешь хоть сейчас возвращаться в Бассано. – Она больше не любит ни его, ни свою прежнюю жизнь. – Интересно, как ты разнюхал, где я. – Она потрясенно качает головой. – Наверное, рассказал Диане какую-нибудь сказочку. Ты ведь и понятия не имеешь, что такое искренность.
Каждая секунда, проведенная с ним, кажется ей лишней, она не может больше смотреть ему в глаза – ей тут же хочется сбежать. Бьянка поворачивается к железной двери.
– Нет, Бьянка, пожалуйста! Выслушай меня… – кричит он и бросается за ней. – Не оставляй меня. Давай начнем все сначала. Я дам тебе все, что захочешь.
– Мне ничего не нужно. Здесь у меня все есть. А от тебя я больше ничего не хочу. Ничего, что можно купить – ты ведь к этому привык, – говорит она решительно, и тон ее полон сарказма.
Поворачивает ручку и открывает дверь. Затем в последний раз оглядывается.
– А теперь уходи! И не смей больше меня искать. – Она хлопает дверью у него перед носом. – Не впускай его больше. – Приказывает она вышибале у входа. – Этот тип опасен!
– Ладно, детка. – Парень – гора мускулов становится перед дверью.
Она бежит к сцене под настойчивый ритм музыки. Свободная. Окончательно свободная. Перед ней – океан новой жизни, и нет больше препятствий. Она ощущает невероятную благодарность и облегчение: тот же вкус, что и у нежданной любви. И когда она уже начинает танцевать, мысли сами собой устремляются к Маттиа. Одно лишь воспоминание о нем – и она парит, умиротворенная. Пусть то, что случилось между ними, было мимолетным, но он пробудил в ней невероятное желание дышать полной грудью.
Себастьяно
– Ого! Новая цыпочка – просто огонь… И как она оказалась в этом месте? – спросил я у Ромео, владельца бара, куда каждый день заходил после работы. Я сидел за своим обычным столиком на четверых. Рядом – мои закадычные друзья: Ник, Кекко и Лорис. Ромео поставил на наш столик поднос со второй партией «Спритца».
– Хе! Дебора – просто красотка. Ей вчера исполнилось восемнадцать, а уже такая ответственная… Она молодец, старательная, серьезная. Может быть, даже слишком – вид у нее уж очень суровый, – улыбнулся он. – Знаю, что ей нужно: тот, кто ее смягчит. И может быть, кто-нибудь из вас как раз сгодится… – Он сделал в воздухе недвусмысленный жест, как будто толчок, и, вернувшись за стойку из темного дерева, принялся расставлять бутылки по стеллажам.