Пришлось слегка распотрошить любовно уложенные баулы, чтобы отыскать пузырёк с перекисью водорода и обезболивающие таблетки, количество которых сократилось до сакрального числа "три". А что вы хотели: пока давешнего пана Чернина до его знакомого ксендза довезли, приходилось периодически "угощать" его этим "чудодейственным иноземным средством". Как-никак ожог у пана был нешуточный, и боли донимали…

А вот теперь, когда уже мне потребовалось лечение — чай, в наличии сотрясение, да и ссадина на голове грязная (заражения мне только не хватало!) — выяснилось, что скудные медицинские средства, попавшие в этот век, растрачены с поразительной щедростью. А ведь здесь не то, что дома, в аптеку за углом за таблетками не сгоняешь и прививку добрая медсестричка не сделает. А ведь если верить некогда прочитанным книжкам того же Пушкина и Эко, а также просмотренным фильмам, в Средние века максимальная смертность была не от войн, а от всяких эпидемий и болезней. Так что зря я так транжирю… Впрочем, может и не зря: кто знает, вдруг придётся ещё пересечься с этим непонятным Черниным или его камерадами…

Ладно уж, что сделано — того не воротишь. Пора отправляться в обратный путь: неделя, отпущенная мне для добывания средств к открытию "предприятия общепита" уже приближается к окончанию. А ведь надо ещё как-то превратить найденное имущество в ходовую монету, а также сделать некоторый "стратегический резерв" на случай дефолтов, войн и подобного рода неприятностей, могущих негативно повлиять на производство. В конце концов, даже вероятность обвинения в колдовстве со всеми вытекающими нельзя отбрасывать: на бытовом уровне я намерен ввести столько привычных в моё время новинок, сколько позволят обстоятельства. Кроме того, необходимо продумать правдоподобную легенду на случай, если возникнут вопросы о происхождении богатства и о том, куда, собственно, подевался мой подёнщик. Кстати, надо бы его тоже похоронить: хоть и сволочь, а без крайней необходимости бросать тело невдалеке от проезжей дороги — верный путь к тому, что кто-то из путников может законно поинтересоваться: "А что это сюда падальщики слетелись в немалом количестве? И чьи это косточки зверьё на шлях выволокло?" А это совершенно нежелательно.

Потратив ещё пару часов на похороны "жертвы жабной болезни", то есть пошедшего на подлость из-за находок покойного подмастерья и на повторную переукладку имущества и навьючивание престарелого коняшки, я, наконец, отправился в обратный путь. На сей раз удалось двигаться несколько быстрее, поскольку продовольствие было практически полностью подъедено во время "экспедиции", да и отдохнувший маштачок поддерживал мой маршевый темп шесть кэмэ в час. Хорошо, что у меня не было телеги: по дороге несколько раз обгонялись плетущиеся обозы из двух-пяти крестьянских повозок.

Миновав, наконец, памятную таверну "У моста", я свернул в придорожный лесок. Найдя приметное дерево, я сделал привязку к ориентирам, после чего заховал в дупле небольшой свёрток с трофейными браслетами, шлемом, и розетками-украшениями с сапог, а также связанные вместе клевец, арбалет и все трофейные ножи: демонстрировать излишне любознательным стражам этот арсенал было бы глупо, а выбросить недешёвое оружие не поднималась рука. Себе из найденного оставил лишь монеты со слитками, прорванную кольчугу, замотанную в тряпьё и изумительное костяное распятие, на которое уже имел свои планы. Обеспечив таким образом некоторый "стратегический запас" на случай возможных будущих проблем, я вновь вывел Гомера — как прозвал этого почтенного пенсионера отряда непарнокопытных — на проезжую дорогу. Спустя час с небольшим я уже входил в жатецкие ворота, уплатив входную пошлину в размере двух хеллеров за себя и трёх — за маштака, а также по полхеллера за каждый из вьюков. Что интересно: когда наша "экспедиция" покидала город, с нас не взяли ни гроша, лишь отметив выезд в привратной книге.

Оставив конягу и тюки на попечение хозяина постоялого двора "U zastavy", я первым делом направился в гости к бенедиктинцам. Брат вратник, похоже, обладал фотографической памятью на лица и не имел указаний чинить мне препятствия, так что вскоре я уже был на пути в келью настоятеля. Однако не тут-то было! Давешний знакомец — бородач с дубинкой — встал на пути как геройский пограничник Карацупа на советских рубежах. За отсутствием пса Ингуса у ног на поводке суетилась довольно крупная ласка. Уставившись на незваного пришельца крохотными глазками-бусинками, зверёк злобно оскалился и прямо с места вдруг бросил своё полуторадециметровое тельце в молниеносную атаку. Острые зубки клацнули буквально в сантиметре от моего бедра, но вцепиться не сумели: крепко сплетённый поводок задержал нападающего зверька.

— Не спеши так, крещёная душа! Куда это ты направляешься?

— Дело к Его преосвященству имею.

— Когда отцу Гржегошу понадобишься — сам тебя призовёт к себе. А сейчас ему недосуг: заботы о горнем одолевают…

— Поверь, святой отец: у меня очень важное дело, имеющее касательство к благоденствию этой святой обители. Кроме того, я принёс для Его преосвященства дар, который, несомненно, будет им использован к вящей славе Господней.

— Сказано тебе: отец аббат занят! Ступай, явишься в другой раз! — начал выходить из себя бородатый монах.

— Никуда не пойду, буду здесь ждать. Когда-то же его горние размышления сменятся земными? Вот и подожду…

— Я же тебе сказал… — здоровяк потерял своё обычное добродушное спокойствие, перекрывая мощным телом весь узкий коридор. Ласка, чувствуя настрой хозяина, с шипением сжалась в живую пружинку, намереваясь уж в этот-то раз точно лишить незваного пришельца возможности иметь такое же излишне настойчивое потомство.

— Что и кому ты сказал, брат Теофил? — Из открывшейся двери кельи аббата вышел плотный мужчина в смешной шапочке, обвивающей голову жгутом наподобие сарацинского тюрбана. Ножны меча оттопыривали его плащ, который в монастырском полумраке казался почти чёрным, хотя, скорее всего, имел красно-вишнёвый колер с каким-то светлым изображением, края которого были хорошо заметны, на спине. Сапоги рыцаря — а это был, несомненно, рыцарь — украшали шпоры с мою ладонь каждая.

— Да вот, пан…

— Без имён!

— Виноват, вельможный пан! Этот вот иноземец рвётся на аудиенцию к Его преосвященству, говорит — сильно надо. А ведь не дело это — прерывать беседу столь важных лиц. Я ж ему и говорю: недосуг, дескать, отцу аббату, а он мне: "Встану, аки столп, с места не двинусь".

— Ну что ж, пусть себе стоит. Его преосвященство вскоре освободится, и тогда, возможно, призовёт к себе этого… столпника, ха! А ты, брат Теофил, тот же, что и ранее: к своему князю без дозволения и мышь не пропустишь! Время течёт, но ничего не меняется…

— Такова уж наша служба, пан… э, вельможный пан! И в замках, и в походных шатрах — всё едино: вейвода должен иметь уединение, дабы о грядой битве розмысл иметь. Славные были времена!

— Это верно, времена были что надо! Даст Господь — скоро вернутся. Ну, а пока продолжим нести нашу службу: ты на своём месте, я — на своём. Будь здоров, телохранитель!