ты теперь скажи, как мы из города выскочим? И куда нам ломиться, в какую сторону лучше? И как мы узнаем, когда можно обратно ехать?

— Да у вас в паспортах нет отметки об ограничении передвижения. Вы обычные советские граждане, не заключенные, — разъяснил Тихонов. — Но на вокзале и в аэропорту вас могут свои увидеть. Ваша братва везде рыщет. Стукнут «куму» и вас начнут искать. А вы вообще-то пока у нас. Завтра, если протоколы составим по уму, мы всем в управлении разнесём слух, что на следственном эксперименте в доме Иванова вы сбежали. А «крот», который у нас работает на Серебрякова, сразу ему доложит. Но «кум» посадить вас не сумеет. Не за что. За вами же с нашей стороны ни одной бумаги, следствия и суда не было. У вас своё жильё есть на свободе. Но он же понимает, что вы туда не пойдёте. Искать там не станет. Будет ждать, когда вы ему или позвоните, или «маляву» закинете.

— А мы на простом «москвиче» довезём вас до Магнитогорска. Там из вашей банды точно нет никого. Своих некуда девать, — Малович поднял вверх палец. — Но, главное — вы из Магнитогорска тут же должны на поезде уехать куда-нибудь. В большой город. Воронеж, Ростов-на-Дону или в Ярославль. И там не шустрить, а устроиться разнорабочими на стройку или в магазин. Оттуда нам позвоните. Или письмо пришлёте. Адрес скажете. Чтобы, если надо будет, мы вас успели спасти. Но это вряд ли потребуется. Серебряков в России вас не будет искать. Да и волей ему недели три от силы дышать осталось. Ну, ладно, пишите сначала заявления о том, что вы пришли с повинной. Вова, подиктуй им.

Через три часа всё было готово. Заявления. Согласие на сотрудничество с УВД. Протоколы, в которых Серебрякову припомнили все его восемь заказов на убийства, полученные из его рук по тринадцать тысяч рублей каждому. Вспомнили «Дед и Цапля», Филонов и Семенченко, написали и про то, кому «кум» ещё давал приказы на физическое устранение двадцати шести человек за пять лет и сколько убийцы получили от него денег. Всё было написано под копирку в трёх экземплярах.

А через шесть часов Тихонов высадил их возле вокзала в Магнитогорске.

— Только не дурите, — посоветовал он. — Живите хоть где, но подальше и очень тихо. И нам звоните. Номера телефонов у вас в паспортах.

— Спасибо Маловичу ещё раз передайте. Он честный мусор. И вам, начальник, спасибо. Всё будет обгимахт!

И Тихонов уехал.

Втроём с Лысенко они ещё пару раз вслух перечитали все бумаги и Лысенко сказал.

— Шура, ты рапорт напиши, что они сбежали во время эксперимента. Я вас наказать должен на его основе. По трое суток домашнего ареста дам и по выговору. А то, что мы их просто так отпустили на волю, убийц доказанных, нам генерал не простит, и свои сотрудники окрысятся. Не надо нигде даже в пьяном бреду вспоминать. И родным ни слова. Мы их потом вернём и на самый малый срок за помощь определим. Но то, что их на волю отправили, даст нам шанс отловить даже не рыбу крупную, а кита, бляха! Короче, мы всё сделали правильно и ради куда более высокой цели, чем поимка самих этих уголовников. Появилась реальная возможность резко сократить число тяжких и прикрыть «подполье».

— Надо думать как поговорить с «кумом», — мрачно вздохнул Малович. — Чую, что бегать он от меня будет под разными предлогами как заяц от волка.

— Так звони, договаривайся, — сказал Лысенко. А мы пошли в один адрес. Там самогон муж с женой гнали. Но цены поднимали безбожно. Мол, качество неповторимое. Ну, трое алкашей в итоге обозлились, разломали им всё установку, а самих измордовали — мама родная не узнает. Участковый сам не справился с ситуацией. Попросил помочь.

И они, ругая по пути самогонщиков, ушли.

— Мне бы Виктора Фёдоровича, — попросил Малович дежурного в приёмной Серебрякова.

— Что сказать? Кто звонит? — дежурный говорил протяжно и гнусаво.

— Скажите, подполковник Лысенко из уголовного розыска.

— Минуту, — дежурный аккуратно уложил на стол трубку и ушел.

— Да, слушаю. Серебряков. — «Кум» говорил резко и отрывисто.

— Ну, это не Лысенко. — Сказал Шура, — под мою фамилию вы бы трубку не взяли.

— Что за фамилия у вас страшная, что я бы испугался? — иронично спросил Виктор Фёдорович.

— Майор Малович Александр Павлович, — Шура произнёс это весело, с улыбкой.

— Да? — после долгой паузы усомнился Виктор Фёдорович. — Тут у меня второй телефон. Подождёте?

Было слышно как он крутит диск на соседнем телефоне и что-то шепотом торопливо говорит в трубку.

— Простите, а вы сейчас где? — спросил Серебряков Маловича нервно.

— Ну, там, куда вы меня и отправляли. В раю я. В ад, сказали, вас ждут.

— Во, какой дерзкий! — хохотнул «кум». — А на хрена звонишь? Тебя же всё равно нет. Не вчера, так сегодня не будет. Или завтра.

— Мы с тобой, орёл, одну корову не доили и одну девку не тискали, — разозлился Малович. — Давайте на «вы» разговаривать. Успеем ещё натыкать друг другу. А пока рановато.

— С чего вы взяли, что в рай лично я вас посылал? — снова усмехнулся подполковник.

— Вот это и есть тема для встречи. Обговорим. Если нет повода и я не прав, извинюсь и в пояс поклонюсь, — засмеялся Шура.

Тут «кум» пересказал Александру расписание уже назначенных встреч, поездок по важным делам и ежедневного посещения больницы в связи с пиелонефритом правой почки. Получалось, что в этом месяце и начале следующего у него время есть только в сортир сбегать. И то не дольше, чем на пять минут. Малович только успел вставить:

— Обязательно встретьтесь с Папой Римским. Он вам индульгенцию даст. Такая насыщенная жизнь — это же счастье. А вы с таким счастьем и на свободе! Завидую. И не ешьте на ночь сырых помидоров. Пиелонефрит этого не любит. А в меня шмалять больше не надо. Смысл какой? Во-первых, грохнуть меня не выходит у вас. Во-вторых, все показания исполнителей, стрелков, против вас лично, как инициатора почти тридцати убийств, лежат в двух сейфах. В моём их нет. Поэтому — есть я или нет меня, наши ребята отдадут бумаги в КГБ. Но вам на фига?

— Хорошо. Встретимся. Но не у нас и не у вас. Где-нибудь в ресторане. В «Туристе», мне там нравится.