черед принесено в жертву, чтобы свести счеты» между разными народами? «Придется ли нашим детям истекать кровью и задыхаться снова в опустошенных землях?» Удалось ли триумфаторам добиться поставленных целей? Стала ли жизнь более безопасной? Черчилль считал, что нет! «Победители не получили гарантий безопасности в будущем», – указывал он, и теперь знаменитая фраза Руперта Брука, что «после великого слова “Мир” наступит тишина», по мнению Черчилля, «утратила значение, а за конвульсиями битв пришла бессильная смута неблагоприятных последствий». «Страдания и истощение обуздали боевые порывы, проигравшие были повержены, пушки замолчали, но ненависть не обрела успокоения, а спор не нашел разрешения, – констатировал автор «Мирового кризиса». – Самая полная из побед, когда-либо завоеванных оружием, не смогла разрешить европейскую проблему и устранить причины, которые породили войну».

И двадцати лет не успеет пройти после окончания войны, как Черчилль обнаружит, что его прогнозы оказались верны. Он будет с ужасом наблюдать за тем, как человечество скатывается к новой тотальной войне, лишний раз убеждаясь, насколько огромная ответственность возложена на «власть имущих, которым предстоит держать ответ перед историей» и которые не должны упускать ни единого шанса сохранить мир. Поскольку, как заметил тот же Черчилль на страницах своего сочинения: «Отсроченная война может оказаться предотвращенной войной»{185}.

Глава третья. Отвергнутый политик и популярный писатель. 1929–1939

Против течения

Покинув в июне 1929 года Казначейство, Черчилль оказался в относительно новой для себя обстановке. Если не считать двух периодов восстановления и поиска своего места в 1915–1917 и 1922–1924 годах, то на протяжении четверти века британский политик находился на капитанском мостике, занимая ответственные посты и решая важнейшие вопросы государственного управления. Теперь он пребывал не у дел. Черчилль, конечно, надеялся в скором времени вернуться на политический олимп, но пока этого не произошло, ему необходимо было найти пашню, возделывание которой смогло бы занять его и стать надежным источником дохода на период безвластия. В ноябре ему должно было исполниться 55 – не самый лучший возраст для освоения нового. Поэтому он решил по максимуму использовать имеющиеся у него преимущества – способность излагать мысли в письменной форме и публичный капитал: избрание 27 июня на почетную церемониальную должность канцлера Бристольского университета было лишним подтверждением известности британского политика.

У Черчилля уже были налажены многолетние и плодотворные отношения с британскими изданиями. Теперь он решил расширить рабочие связи, наладив взаимодействие с американским газетным магнатом Уильямом Рандольфом Херстом (1863–1951). В основном для этого, а также для получения удовольствия от путешествия и бесед с известными людьми экс-министр отправился в августе в трехмесячный вояж по Северной Америке, посетив Квебек, Оттаву, Торонто, Ниагарский водопад, Виннипег, Реджайну, Эдмонтон, Калгари, Ванкувер и дальше Сиэтл. По Канаде Черчилль и сопровождавшие его сын Рандольф, брат и племянник Джон передвигались в персональном железнодорожном вагоне Mount Royal, предоставленном вице-президентом «Канадской тихоокеанской железной дороги» Грантом Холлом (1863–1934). «Трудно представить путешествие с большим комфортом и роскошью», – с гордостью записал Рандольф в дневнике{186}. В США они пересели на автомобиль, любезно предоставленный промышленным магнатом Чарльзом Швабом (1862–1939). Из Сиэтла они проследовали по Западному побережью, через Сан-Франциско и Санта-Барбару, – в Лос-Анджелес, откуда, с разворотом на восток, через Чикаго и Вашингтон, – до Нью-Йорка. Во время поездки Черчилль встретился с премьер-министром Канады Макензи Кингом (1874–1950), президентом США Гербертом Гувером (1874–1964), а также посетил Голливуд, Ликскую обсерваторию и места, где решалась судьба Гражданской войны.

Херст познакомит своего гостя с Чарльзом (Чарли) Спенсером Чаплином (1889–1977). «Мы стали с ним большими друзьями, – заявил наш герой Клементине. – Ты не сможешь его не полюбить. Мальчики им восхищены. Он удивительный комический актер – симпатизирует большевикам в политике, зато восхитительный собеседник». Вряд ли их отношения действительно можно охарактеризовать как «большую дружбу». Какое-то время они поддерживали отношения, и Чаплин даже два раза приезжал в Чартвелл, оставив об этом ироничные воспоминания. Восхищенный тем, как актер изображал Наполеона, политик предложил ему сыграть молодого Бонапарта – при условии, что он, Черчилль, лично напишет сценарий для фильма. По его мнению, это могло стать «самым запоминающимся событием кинематографа». «Чаплин бредит тем, чтобы играть трагические роли так же, как он играет комические, – считал политик. – И те, кто смеется над этими желаниями, не понимают истинного значения гения Чаплина». Проект не состоится и мир не увидит творческого тандема двух Спенсеров. Зато Черчилль напишет о великом комике эссе «Язык, понятный каждому», в котором выскажет важный для себя тезис, что за трудным детством могут стоять выдающиеся достижения. «Бедность еще не пожизненный приговор, – напишет он. – Это вызов. Для некоторых даже больше – это возможность». Для обоснования своей мысли он также упомянет биографии Марка Твена и Чарльза Диккенса (1812–1870). «Он был так же беден, – напишет Черчилль об авторе «Посмертных записок Пиквикского клуба». – Он также многого лишился в детстве. Но алхимия гения преобразовала горечь и страдания в золото великой литературы». Относительно актерских дарований Черчилль считал «главным достижением» Чаплина «возобновление в наши дни одного из величайших искусств древнего мира» – пантомимы{187}.

Черчиллю понравился Североамериканский континент «неугомонной энергией, экстраординарной скоростью и напряжением деловых сделок, а также лихорадочной активностью спортивной и социальной жизни». Супруге он признавался, что в США есть «множество возможностей стать богатым». Под этими возможностями он понимал игру на бирже. Вдохновленный беседами с финансовыми воротилами, Черчилль счел свое пребывание в США удачным моментом для инвестирования. Используя все свои накопления, а также собрав от издателей в счет будущих статей и произведений солидную сумму в 22 тыс. фунтов (сегодня это соответствует 1,2 млн фунтов), он пустился в биржевые спекуляции. Сначала ему сопутствовала удача, пока не настало 24 октября 1929 года, вошедшее в мировую финансовую историю как Черный четверг. Индекс Доу-Джонса упал сразу на 11 %, продолжив снижение в следующие дни. К 29 октября Черчилль потерял 17 тыс. фунтов, большую часть которых ему еще нужно было отработать. С тяжелым сердцем он на следующий день сел на пароход, отплывающий в родную Англию{188}.

В Лондоне Черчилль посвятил себя решению запутанного и наболевшего вопроса о дальнейшей судьбе Индии, в которой одновременно переплелось множество демографических, этнических, конфессиональных, политических и экономических проблем. На самом деле, этот вопрос не был нов, он давно нависал над Британской империей грозовой тучей и требовал скорейшего разрешения. В 1919 году был принят Закон об управлении Индией, устанавливающий диархию – разделение исполнительной власти между губернатором, за которым оставались финансы, суды, армия и полиция, и региональными министрами, отвечающими за образование, здравоохранение и коммунальные службы. Закон носил экспериментальный характер и предусматривал формирование спустя десять лет специальной комиссии, которая должна была проанализировать ситуацию и предложить дальнейшие конституционные преобразования. Комиссия[21] была создана в 1927 году Ф. Э. Смитом, занимавшим на тот момент пост государственного секретаря по делам Индии В июне 1930 года в заключительном докладе комиссия рекомендовала последовательный переход к самоуправлению сначала с упразднением диархии и распространением представительного правления в провинциях, затем с постепенным созданием федерального правительства, и уже на заключительном этапе – предоставление статуса доминиона. Учитывая, что в состав комиссии вошли в основном представители метрополии, ее активность не встретила поддержки и была бойкотирована основными политическими партиями Индии: Индийским национальным конгрессом (ИНК), Мусульманской лигой и движением Хинду Махасабха. ИНК еще до публикации заключительного доклада разработал и направил в Лондон проект конституции (Конституция М. Неру), предусматривающий предоставление Индии статуса доминиона. ИНК потребовал принять этот