— Не хочешь сыграть, шиди? — спросил Чжаньцюн.

— Нет, — Линьсюань поднял руку. — Этому Хэну очень лестно, что его скромные способности оценивают так высоко, но я очень давно не садился за цинь. Боюсь, сейчас я способен лишь показать пример, как не надо играть.

Не возникает никакого желания играть музыку, если ты не понимаешь её и не получаешь от неё удовольствия. Правда, у циня здесь было и практическое значение, с его помощью исполнялись некоторые заклинательские техники. Но ничего такого, чему нельзя было бы найти замену.

Градоначальник попытался настаивать, видимо, приняв отказ за обычное ломание, но Линьсюань был твёрд. Чжаньцюн понял это первым и попытался перевести разговор на другую тему. И тут вмешался Е Цзиньчэн:

— Я слышал о мастере Хэне, прежде чем приехал сюда. Позвольте спросить — кто были ваши родители? Никто не может похвастаться тем, что знает семью Хэн.

— Увы, господин Е, моя семья ничем не знаменита. Нет ничего удивительного, что о ней никто не слышал.

— А вот я удивлён. Странно, что ничем не знаменитые предки породили столь примечательного потомка. Недаром говорится — от драконов рождаются драконы, от фениксов фениксы, а сын мыши роет норы.

Вот они — те слова, после которых прошлый Хэн Линьсюань, весьма болезненно относившийся к любому умалению своей значимости, в том числе и намёкам на своё некондиционное происхождение, проникся к Е Цзиньчэну искренней ненавистью. Нынешний Линьсюань только улыбнулся. Он не станет состязаться с господином Е в оскорблениях. Сун Жулань быстро подняла свои сияющие глаза, и Линьсюань подавил желание улыбнуться и ей тоже.

— Выпьем за предков и наших предшественников, — Чжаньцюн быстро взялся за чарку. — За то, чтобы мы, их недостойные потомки, ничем их не посрамили!

Отказаться от такого тоста не мог никто. Интересно, задумывался ли Е Цзиньчэн, отпуская свою шпильку, что о семье Ши Чжаньцюна, к покровительству которого он прибегает, тоже совершенно ничего не известно?

Больше к Линьсюаню не приставали. Слегка опьянев от вина, он благодушно следил за беседой, постоянно ловя себя на том, что любуется госпожой Е. Ну что поделаешь, если на красивую женщину всегда приятно смотреть. Иногда она обменивалась репликами со своей соседкой, однажды они наклонились близко друг к другу и зашептались, после чего Сун Жулань снова пристально посмотрела прямо на Линьсюаня. Тот смущённо фыркнул и отвёл глаза.

Пир закончился хорошо за полночь — судя по прогоревшим свечам. Линьсюань помнил, как его поначалу раздражало отсутствие способов измерения времени точнее свечей с делениями или клепсидр, но теперь он привык, как и к многому другому. Теперь он представлял, с какой скоростью горят свечи разной толщины, и мог определить примерный час по положению солнца или луны на небе. Наконец последняя чарка была выпита, и гости начали вставать из-за столов. Некоторых горожан откровенно шатало, и слуги поддерживали их, заклинатели владели собой лучше. Е Цзиньчэн, кстати, тоже держался неплохо, только глаза начали блестеть сильнее.

— Глава Ши! — окликнул он уже направлявшегося к выходу Чжаньцюна, и тот остановился, а вместе с ним остановился и следовавший за ним Линьсюань. — У этого Е есть одна просьба.

— Если это будет в моих силах, с удовольствием исполню.

— Говорят, великая целительница вашего ордена Шэ Ванъюэ ещё не ушла на покой…

— Это так. Вам могут понадобиться её услуги?

— Не мне, а моей жене, — Е Цзиньчэн и не подумал понизить голос. На них оглянулись, и госпожа Е привычно опустила глаза.

— Что ж, я поговорю с Шэ Ванъюэ, — спокойно кивнул Чжаньцюн. — И в самом скором времени передам вам её ответ. Она и её ученицы ещё никогда не отказывали в помощи тем, кто в ней действительно нуждался.

* * *

— Ты полностью здорова, милочка, — вынесла вердикт почтенного вида не старая ещё женщина в лотосовой диадеме. — Зачатию ничего не мешает. Передай своему супругу, что я могу осмотреть и его тоже.

Жулань опустила глаза, вспомнив, как супруг швырнул курильницу в лекаря, посмевшего заикнуться о том, что трудности с зачатием могут быть не только у жены, но и у мужа.

— Боюсь, что мой муж не согласится…

— Ну, дело его, — госпожа Шэ пожала плечами. Уговаривать она явно не собиралась.

Оставалось только поблагодарить и уйти. Тоненькая ученица в белом, что привела её сюда, опять молча пошла впереди, указывая дорогу. Муж сейчас должен был быть с главой Ши, собирался обсудить с ним размеры выделенной им земли, и Жулань надеялась, что не заставила его ждать. Однако, когда ученица постучалась в дверь довольно скромного на вид дома, из него вышел только глава Ши.

— Проходите, госпожа Е, — с улыбкой пригласил он. — Господин Е отправился вместе с одним из моих шиди осмотреть его коллекцию оружия. Вам придётся немного подождать, а пока мы можем выпить чаю.

— Мне не хотелось бы вас затруднять, глава.

— Вы меня ничуть не затрудните.

Они сели за столик в большой, со вкусом обставленной комнате, и Жулань чинно выпрямилась, сев на пятки в позе почтения. Обычное лёгкое смущение в присутствии почти незнакомого человека охватило её. Но глава Ши хотя бы был тактичен и не рассматривал её столь откровенно, как тот вчерашний заклинатель на пиру. Она, конечно, привыкла, что притягивает взгляды жалости и отвращения… Но так-то зачем? Она уродина, но всё же не обезьянка в клетке, выставленная на потеху.

«Кто это? — не выдержав тогда чужого любопытства, в конце концов шепнула она соседке. — Вот тот заклинатель в зелёном напротив?»

«Этот-то? — соседка сделала большие глаза. — Это мастер Хэн Линьсюань. Госпоже Е лучше держаться от него подальше».

«А он…»

«У него скверный характер, многие страдают из-за него. Он вспыльчив и жесток. А ещё, — женщина понизила голос до совсем уж свистящего шёпота, — говорят, что он распутник! Не признаёт никакого стыда, бродит меж цветов и ив среди бела дня, и никто ему не указ. Из любого другого клана или ордена его давно бы выгнали, чтобы не позорил собратьев, но глава Ши необъяснимо благоволит ему. Только потому мастера Хэна и терпят».

Чтобы отвлечься, Жулань принялась осматривать комнату. Полупрозрачная трёхстворчатая ширма отгораживала ещё один столик, рядом — подставка с гуцинем. В белой узкогорлой вазе стояла ветка с красными кленовыми листьями. Светлые циновки покрывали пол из темного блестящего дерева, вдоль стен выстроились стеллажи с фарфором, книгами и свитками. А над ними на белых стенах друг напротив друга висели картины. Одна изображала монохромный горный пейзаж с домиком отшельника, нарисованный явно кистью