1

Таня Перова лежала в ванне и разглядывала пальцы ног, торчащие из пенистой воды. Пальцы были маленькие, изящные, и смотреть на них было приятно. «Пора делать педикюр», — подумала Таня. Она перевела взгляд на свою грудь, осмотрела ее и, как всегда, осталась вполне довольна. Грудь была небольшая, но аккуратная, с маленькими розовыми сосками.

«Вот рожу ребенка — и стану уродиной», — подумала Таня, вспомнив одну свою подругу, у которой после родов обвисла грудь и появились растяжки на коже. Впрочем, в ближайшие пару лет рожать Татьяна Перова не собиралась. У нее были совсем другие планы: неграндиозные, конечно, но вполне себе…

Планы у Тани Перовой появились лет семь назад, когда она поняла, что нравится парням и что они готовы выкладывать денежки за возможность близко «пообщаться» с ней. А было так. Один рослый брюнет из параллельного класса, всегда модно прикинутый и, как говорили девчонки, «стильный», подошел к ней на переменке и предложил сто баксов за то, что она переспит с ним. Таня собиралась было влепить ему пощечину, но детина ловко перехватил ее руку и стал нежно целовать ее пальцы — один за другим, поглядывая на нее глазами кота.

Таня вырвала руку, обозвала верзилу подонком и убежала.

Через два дня парень снова подошел к ней. На этот раз он предложил двести баксов.

— Перебьешься, — презрительно ответила Таня и повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку и с силой развернул к себе.

— Я не хочу тебя обидеть, малышка, — мягко сказал он. — Это нормальное деловое предложение. У меня нет времени, чтобы завоевывать твою благосклонность, но есть деньги, чтобы эту благосклонность купить.

Выражался парень несколько книжно, но здравый смысл в его словах был. Вероятно, он разглядел в глазах Тани потенциальную готовность к торгу и поэтому спросил прямо:

— Итак, двести долларов мало. Сколько ты хочешь?

— Триста… пятьдесят, — выпалила Таня, презрительно глядя ему в глаза.

Парень задумчиво почесал подбородок:

— Вообще-то дороговато. Но я согласен.

С этими словами верзила достал из кармана бумажник и отсчитал несколько купюр.

— Здесь двести, — сказал он, протягивая деньги Тане. — Это аванс. Остальное после работы.

«Работы», — пронеслось в голове у Тани, и она усмехнулась. — Какой дурак!»

Парень тем временем выжидательно смотрел на нее. Деньги он по-прежнему держал в руке. Ожидание стало его утомлять, и он сказал:

— Малышка, решайся быстрее. Не ровен час, нас кто-нибудь увидит. Что они тогда о нас подумают?

— Какая же ты сволочь, — с лютой злостью в голосе произнесла Таня и… взяла деньги.

В ту же ночь она рассталась с девственностью, продав ее за триста пятьдесят американских долларов.

Потом в жизни Тани Перовой случалось много мужчин, имена некоторых она даже успела позабыть. И все они покупали ее расположение, — правда, уже не за деньги, а за разные «презентики» (так их называла сама Таня). Например, три года назад один из любовников подарил Тане новенькую «девятку», другой взял ее с собой на остров Бали, третий (тот, что был до Камакина) всучил ей в постели кольцо с бриллиантом за десять тысяч баксов. Но Лев Анатольевич превзошел их всех.

Не сказать, чтобы Камакин был Тане совсем уж противен, нет. Для своих лет он был очень даже ничего. Про фокусы, которые он вытворял в постели, и говорить нечего. Сначала он показался Тане чем-то вроде милого «плюшевого мишки». Однако со временем она все отчетливее стала понимать, что за внешностью обаятельного пожилого джентльмена скрывается зверь с пустой душой и холодным сердцем. Зверь, который в любой момент может сомкнуть клыки на ее шее. (Фигурально выражаясь, конечно.)

И все равно она не стала его ненавидеть. Даже наоборот: в Камакине-звере, в отличие от Камакина — «плюшевого мишки», появился какой-то новый шарм. Как там писал Пушкин? «Есть упоение в бою у бездны мрачной на краю!» Что-то подобное чувствовала и Таня. Ей нравилось играть с этим хищником, заставлять его поступать так, как ей хочется. И со временем эти странные отношения переросли во что-то, что в сопливых романтических книжках принято называть «любовью-ненавистью».

Однако с какого-то момента Таня стала замечать, что страсть Камакина подостыла. Он все чаще стал поговаривать о том, что неплохо бы остепениться, жениться на девушке из приличной семьи, наклепать детей и жить, как живут «все нормальные люди». Поначалу Татьяна не обращала внимания на эти бредни. (Уж кем-кем, а «нормальным человеком» Камакина назвать было нельзя.) Но потом поняла, что это всерьез, и забеспокоилась. Потому что на «девушку из приличной семьи» она тянула не больше, чем Камакин — на «нормального человека».

А потом грянул настоящий гром — Камакин заявил ей, что разрывает с ней все отношения и потребовал вернуть ему «презентики». Вот тогда Таня и подумала о киллере.

Но теперь потребность в киллере отпала. По всему видать, что следователь Турецкий — мужик ушлый и храбрый. Этот точно отправит Лёву на нары.

— А ведь этот дурак Турецкий и впрямь поверил, что я ненавижу Леву, — с улыбкой проговорила Таня, вытягивая стройную ногу и мыля ее мягкой губкой. — Надо бы приручить и этого зверя. Он, конечно, крутой, но я еще круче.

Таня еще раз посмотрела на свои голые грудки и с улыбкой сказала им:

— Пока вы в порядке, я тоже буду в порядке.

И тут в дверь позвонили.

2

Совещание проходило в кабинете у Турецкого.

— Поначалу вел себя галантно и, я бы даже сказала, скромно, — рассказывала о своей встрече с Камакиным Галя Романова. — Спросил, кто я и откуда.

— А кстати, кто ты? — иронично поинтересовался Володя Яковлев. — И откуда взялась?

Галя надменно прищурила глаз:

— Да будет вам известно, господин Яковлев, что я девушка из благородной семьи. Мой папа — ученый-медик, а мама — балерина.

— Да ну? — восхитился Володя. — А я-то думал, откуда в тебе столько пластики!

— И ума, — с юморком в голосе добавил Турецкий.

Галя показала насмешнику Яковлеву язык, после чего продолжила свой рассказ:

— В общем, беседа была дежурной и скучной. Потом Перова удалилась в туалет, оставив нас тет-а-тет, и вот тут-то Лев Анатольевич показал свое истинное лицо, которое оказалось… настоящей звериной мордой.

Володя хмыкнул:

— А поточнее, пожалуйста.

— Пожалуйста! Он положил мне руку на бедро и попытался залезть под юбку! Представляете?

— Лично я очень даже хорошо себе это представляю, — с улыбкой заметил Яковлев, поглядывая на стройные ножки Гали.

— Но-но, — предупреждающе проговорила Романова. — На чужой каравай рот не разевай! На чем я остановилась? Ах да. Этот похотливый старик начал меня лапать и при этом нашептывал, что у него большие возможности — во всех смыслах этого слова.