Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бы мог включить дурака, спросить, чего хочется, увильнуть, вырваться из тисков ее жестокой неженской логики. Но не стал. Мне физически было тяжело ей врать. Язык заплетался, и ноги подкашивались, но я ответил:
– Хочется…
И она ушла.
Вернуть Линду было так же нереально, как вернуть прошлое. Это никому еще не удавалось, но я все равно слал ей письма, эсмэски, деньги, искал, нанимал лучших частных детективов. Бесполезно. Она просто исчезла. Только один раз мне на телефон пришло короткое сообщение: “Поговорим через три месяца, если не передумаешь”. Она давала мне свободу, чтобы я мог сделать осознанный выбор. Вряд ли во вселенной найдется еще одна женщина, способная на такой шаг. С точки зрения общепринятой морали, понимая, какое незаслуженное чудо мне досталось, я должен был раскаяться, прожить три месяца монахом, а после на коленях приползти к Линде. И вот это как раз и было бы осквернением чуда. Моя удивительная Девочка на шаре прощала мне все, кроме лжи. Набравшись храбрости, с очень противоречивыми чувствами я пустился в загул.
О, это были чудные три месяца. Большинство мужчин мечтает о такой жизни, а достигнув желаемого, почитают такую жизнь за рай. Одно “но”… У них нет своей Девочки на шаре. Мне стало скучно уже через месяц. Воздушные субстанции оказались всего лишь высокопрофессиональными бабами. Нет, не проститутками, а… знаете, есть такие: “женщина – моя профессия”. С ними умопомрачительно заниматься сексом, от них иногда получаются красивые дети, ими гордишься, как только что купленной навороченной тачкой. Но любая тачка через некоторое время становится просто средством передвижения. В лучшем случае ее перестаешь замечать, а в худшем она раздражает – скрипит, медленно нагревается в холода и не совсем уверенно ведет себя на поворотах… Главное, все эти девки мне были чужие. И я им был чужой. Точнее, для них меня вовсе не существовало. С кем-то другим кувыркались они на шелковых простынях. С королем мира, с номером один в списке “Форбс” или еще с кем-то, кого они себе навыдумывали. Ваню Градова из Леонтьевского переулка знала и любила лишь Линда.
Но я не сдавался. До конца отведенного срока оставалась пара месяцев, и я отправился на поиски серьезных отношений. Роскошные голливудские дивы, самые профессиональные женщины на свете, меня закономерно не прельщали. Я попробовал нескольких и решил не терять попусту время. Уже здесь, в трюме, тысячи раз проанализировав свою жизнь, я понял, что подсознательно пытался найти копию Линды. Нечто беспредельно честное, радикальное, необъяснимое, даже противоречащее законам природы. И я нашел. Юная, недавно прогремевшая певица в мешковатой одежде, с прядями волос, выкрашенными в желтые, розовые и зеленые кислотные цвета. Совсем девочка еще, лет семнадцати, не больше. Огромные, глубокие синие глаза, где черти плясали свои ломаные танцы. Ураган энергии, гормонов, позитива, негатива. Ураган всего…
Мы познакомились на вечеринке у очередной киношной знаменитости. Разговорились. Она не знала, кто я такой, да и я не подозревал о ее известности. Прикольная девочка, интересная. Проболтали всю ночь, а под утро нас так сильно потянуло друг к другу, что наш первый поцелуй больше напоминал лобовое столкновение двух самосвалов. Я разбил нос, а она губы, но все равно и сквозь кровь мы продолжали целоваться. Немного смущала наводившая на мысли о педофилии разница в возрасте, но если уж разбитая морда не остановила, то из одряхлевшей за тысячелетия морали вышел совсем никудышный тормоз. Да и певица совсем не напоминала беззащитное дитя – в постели в роли жертвенного агнца выступал в основном я. Ну и понеслось…
Она жадно, взахлеб поглощала мир, она и меня заразила этой своей жадностью. С ней я забывал обо всем, даже о Линде, даже о своем поисковике… И она была честна, красива и талантлива. Но очень скоро я начал уставать. Заново смотреть широко распахнутыми юными глазами на вселенную – это, безусловно, очень приятно. Но мир уже разок отпечатался в моих зрачках. А обманывать себя – что может быть хуже? Талантливая девочка, глубокая, искренняя, но не моя. Не совпали мы с ней по времени. Ее не гнобили суровые дядьки из “Недетского мира”, она не бегала по улицам, пытаясь раздобыть копейку на пропитание, она не теряла родителей и не стояла, напившись, на подоконнике, мечтая, чтобы подкосились ноги и унесло ее навсегда из этой злой, несправедливой жизни. Когда-нибудь будут и у нее потери, поутихнет жадность, придет мудрость. Когда-нибудь, но не сейчас… Сейчас она жрала мир и меня вместе с ним. Ей нравилось заниматься сексом сквозь боль, она кусала мои губы и с наслаждением слизывала теплые струйки крови. Не потому, что была жестока, – просто от полноты ощущения бытия. А я… я лежал и думал: зачем мне все это? И тосковал по Линде.
Однажды во время очередной нашей кровавой постельной битвы она заметила странное выражение на моем лице. Замерла, вгляделась и спросила сочувственно:
– Не получается, не заводит, да?
– Не заводит, – грустно ответил я. – Извини, сломалось что-то…
Она нахмурилась, показалось даже: еще чуть-чуть – и слезы хлынут из ее огромных синих глаз. Мне стало стыдно, но вместо всхлипов я услышал смех, и на меня обрушились несильные, как бы шутливые удары.
– А потому что ты старый, старый, старый! Старый мудрый пердун! Нельзя молоденьким девочкам с такими связываться. А я связалась, полюбила тебя, дура, а ты, ты…
Она обняла меня и все-таки расплакалась. Но ненадолго. Через минуту высохли быстрые слезы, она резко вскочила и стала натягивать свою безразмерную рэперскую одежду.
– Ты не думай, – говорила она, ныряя в огромное малиновое худи, – я все понимаю. Ты взрослый, я маленькая, да еще и оторва каких поискать. Тебе со мной то скучно, то страшно. Я не обижаюсь. Наоборот, спасибо. Я тебя действительно любила. Честно-честно – коротко любила, но по-настоящему. Я все понимаю, не заморачивайся. Теперь напишу песенку о взрослом дядечке, обидевшем невинную малютку. Разбившем ее маленькое чистое сердечко. Навру, конечно, никакая я не невинная, ты, если услышишь, внимания не обращай, просто так романтичнее. И потом, мне так нравится думать. Зато песенка станет хитом, и я заработаю кучу денег. Так что спасибо и не поминай лихом. Ладно? Может, еще встретимся.
Закончив эту недлинную прощальную речь, она подбежала ко мне, чмокнула в щеку и унеслась в свою интересную, многообещающую жизнь. Больше я ее никогда не видел.
Многие до сих пор думают, что я сверхчеловек. Ни хрена подобного, я самый обыкновенный. Мужчина как мужчина – временами слабый и трусливый, временами похотливый. Я как все. Сверхчеловек – это Линда. Ни разу она не припомнила мне эти веселые три месяца. Ни вопросов, ни обиды, ни даже намека на обиду. Нет, вру, один вопрос она мне все-таки задала, причем прямо в аэропорту, куда прилетела из Франции, где отсиживалась во время моего загула:
– Вань, может, у тебя сомнения есть? Ты скажи, ты сейчас лучше скажи, а то потом больнее будет, я же тоже не железная…
Вместо ответа я обнял свою удивительную Девочку на шаре, и она обняла меня. И мы долго-долго стояли, обнявшись. Именно в этот момент я вдруг понял, что не просто Любовь для меня она, но и дом, и родина, и все остальное, без чего не может жить человек. Вот пусть все отберут – славу, деньги, руки, ноги, глаза… я переживу, пусть только ее оставят. Я стоял и чуть ли не впервые в жизни молился. Просил, чтобы оставили. Странно очень: она была со мной, ее дыхание щекотало мне шею, она вернулась, простила, любила… Но именно в те минуты я впервые осознал, что могу ее потерять. И потеряю, обязательно, непременно потеряю, потому что… Потому что так устроена жизнь. Поманит – обманет, даст – отнимет, или сам выбросишь сдуру, или еще что-нибудь… Я молился. Потом она мне рассказала, что тоже молилась. О том же самом.