На этот раз морпехам повезло – сорок на их пути не оказалось. Группа без труда обогнула горный хребет и спустилась в ущелье, по краю которого раскинулся аул Нарвой.

Небольшой населенный пункт приткнулся к одному из краев горного раскола. Мрачные, выложенные из кусков серой скальной породы строения, возведенные впритык к горам, издалека напоминали селение доисторических людей…

Лемешев разместил свою группу в небольшом отдалении от аула, сам же, забравшись в заросли густого разросшегося куста орешника, при помощи бинокля стал внимательно изучать подходы к Нарвою. Горное селение выглядело абсолютно не воинственным, жители выгоняли со дворов овец, которых немолодой пастух в высокой шапке сгонял в большое стадо. Женщины в темных одеждах хлопотали по хозяйству, кормили кур, растапливали дворовые печи, замешивали тесто для лепешек. Ничего подозрительного, но вот именно эта безмятежность и настораживала Николая. И лейтенант вновь и вновь до рези в глазах рассматривал подходы к аулу в поисках наблюдателей или замаскированных огневых точек.

Но ничего подозрительного обнаружить не удалось, и через некоторое время он перенес свое внимание в глубь поселка.

Аул продолжал жить своей размеренной жизнью, женщины занимались домашними делами, мужчины, в основном седобородые старцы, сидели на длинных скамьях вдоль обрывистого берега и с невозмутимостью Будды взирали на стремительные воды горной речки.

– Тишь да гладь, просто божья благодать, – хмыкнул Николай, не отрываясь от бинокля. Боевой опыт его научил, что на войне пословица про тихий омут как никогда актуальна. За внешней безмятежностью обычно скрывались смертоносные ловушки. «Ну что ж, будем изучать до ночи, если ничего не обнаружим, придется с темнотой идти в гости, пробовать эту деревушку на ощупь».

И снова бинокль морского пехотинца шарил по узким извилистым улочкам аула, забираясь в окна домов, в открытые двери сараев…

Неожиданно боковым зрением Николай выхватил какую-то несуразность, несоответствие средневековому укладу горного селения.

Развернувшись, Лемешев стал с удвоенным вниманием рассматривать подозрительный участок. Наконец обнаружил заинтересовавшую его деталь: из-за крыши сарая выглядывал брезентовый верх тента армейского грузовика.

– Интересное кино получается, – чуть не присвистнул лейтенант. С этой точки разглядеть больше ничего не получалось, необходимо было менять место наблюдения. Опустив бинокль, Николай стал оглядывать окрестности, подыскивая более удобную точку. Место для нового наблюдательного пункта обнаружилось в полусотне метров от залегших разведчиков, поросший мхом утес вознесся вверх на несколько десятков метров.

Оставив за себя сержанта, Лемешев ползком направился к облюбованному месту. Пробравшись сквозь густые заросли папоротника, Николай наконец добрался до скального нароста, взобраться на который по скользкому, будто намыленному, мху оказалось довольно сложно. Пришлось лейтенанту оставить свой вещмешок, автомат и даже стащить с ног берцы, и только так он смог преодолеть трудный участок.

Разместившись на вершине, представляющей собой неровную метровую площадку, Лемешев рукавом смахнул пот со взмокшего лба и снова припал к окулярам бинокля. И тут же понял, что его усердие вознаграждено сторицей – весь аул лежал перед ним как на ладони.

Но в данный момент Николая интересовал только грузовой автомобиль, брезентовый верх которого он разглядел со старой позиции. Загадочную машину офицер отыскал довольно быстро и узнал в ней армейский «Урал-375», на дверцах кабины был отчетливо виден белый трафарет – вздыбленная лошадь – эмблема внутренних войск Северо-Кавказского округа.

Возле грузовика суетились мужчины, десятка полтора. В армейских камуфляжах, бронежилетах, обтянутых маскировочной сетью касках, внешне они были ярко выраженными кавказцами. Но этого было недостаточно, чтобы принимать их за боевиков. В республике находилось достаточно сил специального назначения из чеченцев (чеченский ОМОН, батальоны «Восток», «Запад», президентская гвардия и т. д).

Мужчины, явно не торопясь, грузили в кузов «Урала» деревянные ящики специфической ядовито-зеленой раскраски.

«Черт знает что», – недовольно подумал лейтенант, еще не решив, что предпринять. Вызвать авиацию и разнести к чертям грузовик с подозрительными бойцами? А если это не «лесные братья», тогда не избежать шумихи в прессе и прокурорского разбирательства. Просто так отпустить незнакомцев тоже нельзя. Напрашивался один-единственный вывод – придется заглянуть в глаза неизвестности.

Опустив бинокль, лейтенант стал спускаться…

– Ну, как дела? – встретил Николая вопросом заместитель командира группы.

– В ауле гости, – натягивая ботинки, ответил Лемешев. – Вот только кто это, свои или чужие, непонятно. Придется идти на «большую» дорогу, пообщаться «тет-а-тет». Засаду устраиваем полного профиля и, если что не так, сразу открываем огонь на поражение. – Завязав шнурки, Николай повернулся к стоявшему позади радисту и коротко приказал: – Пианист, выходи на волну «вованов». Раз уж мы под их ширмой работаем, глупо не воспользоваться льготами…

– А проводник у нас – натуральный горец, – переводя дух, пришел к выводу Виталий Милевский, указывая на седобородого мужчину в национальной кожаной панаме, с большим рюкзаком на спине, из-за которого выглядывал тонкий ствол «трехлинейки». – Прямо как из песни выскочил: «Нюх как у собаки, а глаз как у орла». Эту тропу, ведущую на ледник, хрен разглядишь, ее надо чувствовать на уровне подсознания.

Действительно, обнаружить тропу, ведущую на ледник, образовавшийся в гигантской чаше, созданной матерью-природой, среди собранного в один букет десятка горных вершин обычным осмотром было невозможно. Узкая тропа, протоптанная дикими козами, подобно змее, вилась вокруг валунов, скользила по краям расщелины, карабкаясь вверх…

– Да, дедушка попался серьезный, – согласился с ним Панчук, искоса наблюдая за стариком. За время перехода по горам ему удалось навести справки о проводнике. Бывший грузинский чабан Кахи Карахибадзе уже не один год водил через горы караваны с оружием и отряды сепаратистов, за что получал хорошие деньги. Деньги – страшный искуситель, именно из-за них пошли воевать младший сын и двое внуков старика. Но не зря говорят: «Кому война мать, а кому мачеха». Всем троим горцам не повезло, во вторую чеченскую кампанию во время прорыва из Грозного они попали под танковый снаряд. А Кахи по-прежнему водил боевиков через горы, но теперь к жажде наживы добавилась еще одна страсть – жажда мести. Каждый раз, оказавшись в Чечне, он шел с одной из групп боевиков, направляющейся на диверсии. Полевые командиры с радостью брали старика, в походе обузой он не был, а стрелок, что называется, от бога. Многоопытному снайперу не уступит в меткости. Панчук лично видел приклад допотопной винтовки Мосина в аккуратно вырезанных зарубках.

– Матерый зверюга, как стервятник, своими зенками так и сверкает, – подал голос Качмала, вытягивая из нарукавного кармана пачку сигарет.

Старик был последним из трех проводников, но стоил дюжину таких. Район движения он не просто знал, он его чувствовал, как зверь, и это могло напрочь перечеркнуть весь план, разработанный в штабе ГРУ. Исправлять ситуацию следовало срочно, пока караван карабкается на ледник. Когда спустятся с него, будет поздно…