Шей сделал паузу.

— Это значит «битва», — сказала я.

Шей кивнул и улыбнулся мне уголком губ.

— Я почему-то был уверен, что ты знаешь это слово.

Я усмехнулась и закинула руки на спинку стула. Даже упоминание о битве заставило мои мышцы рефлекторно сокращаться и расслабляться. Кроме того, я сидела на месте уже не первый час. Сначала в школе, а после с Шеем в библиотеке. Шей с любопытством посмотрел, как я разминаюсь, и вернулся к своим записям.

— Возможно, в ней содержатся подробности Колдовской войны, — сказал он, взглянув на книгу. — Впрочем, скоро узнаем.

— А как называется третья часть?

Он нахмурился, и пряди золотисто-каштановых волос, спадавшие ему на лоб, зашевелились.

— В ней смысла меньше всего. Я пока не могу понять, о чем она.

Он открыл книгу и стал перелистывать страницы. Дойдя до последней, Шей остановился.

— Это самая короткая часть. Называется «Praenuntiatio volubilis».

— «Весть»? — предположила я, затем взяла ручку и начала рисовать в блокноте, лежавшем на столе передо мной. Шей открыл латинский словарь.

— Нет, я думаю, не так. Больше похоже на «предсказание» или «знамение». Но второе слово «volubilis»[2]намекает на то, что предсказание это не окончательное. Ну, знаешь, не то, что судьба или рок. О чем бы там ни было написано, это можно изменить, на это можно как-то повлиять.

— Стало быть, книга заканчивается описанием событий, которые должны произойти в будущем?

По неизвестной причине волоски на задней части моей шеи встали дыбом. Шей негодующе зарычал.

— Нет. Я прочел последнюю страницу, чтобы узнать, нет ли там заключения, которое помогло бы понять общий смысл всей книги.

Он снова пролистал книгу и остановился на последних строчках. Теперь не только на шее, но и на спине, и даже на плечах — волоски всюду стояли дыбом.

— И что там написано?

Шей рассердился на меня, но все же прочитал.

— Crux ancora vitae.

— Что? — переспросила я, вскочив на ноги и подходя к стулу, на котором сидел Шей.

— Я думаю, это пословица или что-то в этом роде. Можно перевести как «Крест — якорь жизни». Я и не знал, что христианство у вас в ходу.

Он водил пальцем по строчкам. Я отошла от него и обошла вокруг стола, чувствуя, что не могу усидеть на месте.

— Определенно не в ходу. Да и в книге говорится не о христианстве. Что бы ни означала эта пословица, она не имеет христианского подтекста. В ней говорится о чем-то еще.

— Думаю, ты ошибаешься, Калла, — возразил Шей. — Если принять во внимание, какой латынью она написана, и сравнить с тем языком, которым написаны другие редкие книги, время ее создания достаточно легко определить. Если взять даже сам шрифт или украшения, которые попадаются в тексте, то книгу следует отнести к периоду позднего Средневековья или началу эпохи Возрождения. Если мои предположения верны, то автор должен был испытывать серьезное влияние христианства. Да и появление такого символа, как крест, наталкивает на определенные выводы.

— Да, вполне возможно, книга была написана в период Средневековья, но сам текст появился раньше, да и сами Древние появились раньше христиан.

— Но если книга относится к дохристианскому периоду, а не к Средневековью, тогда какого черта все это значит? — спросил Шей, отталкивая том и негодующе фыркая. — Кто-то должен был подсказать этому дураку, как надо заканчивать повествование. Никакого тебе заключения, вместо него только дурацкая пословица. И рисунок.

Я остановилась в паре метров от его стула.

— Рисунок?

— Да, рисунок, изображающий крест.

Шей подтянул к себе книгу и уставился на последнюю страницу.

— Да, если на него внимательно посмотреть, можно сказать, что в нем есть намеки на дохристианское происхождение, как ты и утверждаешь. Он точно не похож ни на одно из распятий, которые мне приходилось видеть.

Я подошла чуть ближе. Сердце бешено забилось.

— Что ты имеешь в виду?

— А почему бы тебе самой не посмотреть? — спросил он, поднимая голову, чтобы взглянуть мне в глаза. Увидев затаившийся в них страх, Шей встал и подошел ко мне.

— Калла, — сказал он, беря меня за руки. — Я понимаю, что ты боишься этой книги. Но ты уже так далеко зашла. Я уверен, тебе стоит на это взглянуть.

Я начала было отнекиваться, но он крепко держал меня за руки.

— Мне нужна твоя помощь.

Он смотрел мне прямо в глаза, в его взгляде читался вызов.

Я хотела возразить, но понимала, что с тех пор, как я согласилась встречаться с Шеем в библиотеке, достаточно весомых аргументов пойти на попятную у меня не было.

— Хорошо.

Он подвел меня к столу и развернул книгу так, чтобы мне не пришлось читать ее вверх ногами. Затем Шей сел на стул и закинул руки за голову, сцепив пальцы на затылке.

— Странный, правда? Я имею в виду, что концы у обеих перекладин разные. Из-за этого крест выглядит асимметричным, несмотря даже на то, что перекладины перекрещиваются ровно посередине.

Я внимательно изучила рисунок и пристально посмотрела на Шея.

— Ты его разве не узнаешь?

Он тоже посмотрел на рисунок.

— Что ты имеешь в виду?

— Он как две капли воды похож на татуировку, нанесенную на заднюю часть твоей шеи, — сказала я, постучав пальцем по рисунку.

Он засмеялся.

— Да нет у меня никаких татуировок.

Я стояла и смотрела на него, моргая от удивления.

— Как это нет?

— Думаешь, я мог сделать татуировку и забыть об этом? — спросил он. — Слышал, это довольно болезненный процесс.

Он вздрогнул, когда я нагнулась к его шее и оттянула назад воротник рубашки. Татуировка была на том же месте, где я видела ее раньше. Перед моими глазами была точная копия креста, нарисованного в книге Хранителей. Он был выколот на бронзовой коже мальчика черной тушью. Верхняя перекладина начиналась почти у самого затылка и тянулась вдоль всей шеи.

— Ну, я же тебе говорил. Нет там никаких татуировок, — сказал Шей, стараясь высвободиться из моих цепких рук.

Я схватила его за плечо и заставила сидеть неподвижно.

— У тебя есть татуировка в виде креста на шее. Я отлично ее вижу.

Я почувствовала, как по телу юноши прошла дрожь. Я отпустила воротник и слегка нажала на руку, чтобы напряженные мышцы расслабились.

— Калла, — спросил он шепотом. — Ты не шутишь?