– Не меньжуйся, Сивый. Он не только слепой, но и почти ни хрена не слышит. Кича – не курорт. Да и возраст у законного почтенный.

– Хасана завалить предлагаешь? – переспросил Ларин. – Не по «понятиям» как-то.

– А в главмента из гранатомета палить – по «понятиям»? Нельзя мне с Кулешом ссориться. Хасан не в своем уме. Пока генерала не прикончит, не остановится. И ты это, Сивый, сам понимаешь. Выхода другого нет. Тут как в фильме этом американском – «остаться должен только один».

– «Горец», – подсказал Андрей.

– Ага, горец кавказский, – скривился Жадоба. – Я все понимаю, Сивый, и найти Хасана будет сложно. Он теперь глухо на дно залег, никто его больше не видел. Но прежде, чем он до Кулешова снова доберется, завалить его надо.

– А почему я? – спросил Ларин. – У тебя же братков хватает.

– Они все подумать должны, будто Хасан сдернул, в бега подался. Ты его, как кончишь, на мусоросжигательный вези. Только так, чтоб его никто не видел. Я отблагодарю.

– О бабках потом поговорим. – На лице Андрея не дрогнул ни один мускул, хотя ему хотелось размазать Жадобу по шершавому кафелю террасы. – Скажи Кулешову, чтобы пока нигде не появлялся.

– Да он это, Сивый, и сам понимает.

* * *

Неподалеку от городской мечети под раскидистым деревом, на длинной старой парковой скамейке сидела Мириам Хасанова: черное платье, черная косынка, черные лакированные туфельки.

Девочка слушала сидевшего рядом с ней муллу. Пожилой кавказец с редкой седой бородкой, одетый в белый балахон, что-то вкрадчиво говорил ей. Мириам не отвечала, только кивала. Ведь даже самые добрые и правильные слова не могли ей вернуть старшего брата.

Ларин перешел улицу и сел на ту же самую скамейку, хоть рядом хватало и свободных. Мулла вопросительно посмотрел сперва на него, а затем на Мириам.

– Это друг отца, – пояснила девочка.

Священник понимающе кивнул.

– Я скоро вернусь. – Он поднялся и направился к мечети.

– Я все знаю, – как мог, мягко произнес Андрей. – Мне очень жаль. Но ты сильная, все выдержишь. Ты почему одна?

– Мама в милицию пошла. Нам Руслана не отдают. Вас папа прислал? – В глазах Мириам зажглась надежда.

– Не совсем. Я сам его ищу. – Ларин не смог смотреть девочке в глаза и отвел взгляд.

– Я теперь в школу не хожу. Папа сказал, что мы скоро уедем отсюда. Он должен был ночью прийти. Но так и не пришел. Я боюсь за него. Мама ничего не говорит. Но я-то понимаю, что его милиционеры ищут.

– Я должен найти его раньше, чем они.

Мириам смотрела на закругленные носки своих лакированных туфелек и молчала. Андрей чувствовал: она знает, где может скрываться Хасан.

– Мирка, это очень важно. Вопрос жизни и смерти.

– Вы же не сделаете ему ничего плохого? Ведь вы его друг.

У Ларина даже дыхание перехватило, не осталось сил сказать одно-единственное слово: «Обещаю».

– У вас глаза добрые. Я знаю, где он может быть. Но если пойду к нему сама, он будет злиться. Ведь он не сказал мне, я случайно увидела, – сбивчиво говорила девочка.

На другой стороне улицы уже маячил мулла в белых одеждах, возле него крутились двое каких-то кавказцев уголовной внешности, показывали на Ларина; мулла пока еще удерживал их возле себя.

– Мы на пикник два года тому назад ездили в лесопосадки. Возле старого ипподрома. Расположились, мангал разожгли. А соль с собой взять забыли. Папа сказал, что сейчас принесет. Мол, знает, на каком дереве соль растет. Мне интересно стало, я за ним тихонечко пошла…

Кавказцы уже перебегали дорогу, петляя между машинами, явно направлялись к Ларину.

– У него схрон там – на заброшенном конезаводе. Мне страшно стало, что отец меня увидит и разозлится – ведь я за ним, получается, следила. Убежала, он потом целую пачку соли принес. Вы к нему пойдете? Не говорите только, что это я вам сказала. Хорошо?

– Хорошо, Мириам, держись. Но и ты никому не говори, ладно?

Ларин поднялся и быстро зашагал по аллейке. Кавказцы подбежали к девочке, принялись о чем-то расспрашивать. Андрей запрыгнул в машину, вырулил со стоянки, проехал мимо мечети. Один из кавказцев подбежал к бордюру. Ларин сбросил скорость, опустил стекло.

– Спросить хочешь? – крикнул он на ходу. – Остановиться?

– Все нормально, брат. Она сказала, что ты свой. Счастливой дороги.

* * *

Свой страшный джип «Гранд Чероки» Ларин загнал в лесопосадку. На поляне виднелось заросшее травой кострище. Наверняка именно это место облюбовала для пикника семья Хасана. Андрей зашелестел подробной картой местности. Строения бывшего ипподрома находились неподалеку.

– Так, а это, должно быть, и есть заброшенный конезавод… – Ларин вытащил из бардачка пистолет, передернул затвор, оружие исчезло в рукаве.

Под ногами шуршала сухая трава, потрескивала ветки.

– Солнце за спиной – это хорошо, – пробормотал Андрей, обходя кучу мусора, вываленную прямо на краю леса; пластиковые бутылки сверкали в закатных лучах, словно колотый лед.

В ложбине, перед самым полем, тянулось приземистое здание из красного кирпича. Кое-где на крыше все еще держались листы потрескавшегося шифера, в маленьких окнах, напоминавших бойницы, виднелись остатки стекол. Покосившиеся ворота старой конюшни были слегка приоткрыты, словно приглашали войти. Ларин прислушался, внутри мирно бурчали голуби. Сухая трава чуть примята, по ней совсем недавно кто-то прошел. Андрей прижался спиной к почерневшим от времени доскам, достал пистолет, перевел предохранитель в боевое положение.

Он хотел войти, но так и застыл с занесенной ногой. Если б не низкое, заходящее солнце, Ларин ни за что бы не заметил натянутой сразу за воротами тонкой лески.

«Растяжка! Значит, я на правильном пути… Возможно, здесь расставлена еще не одна ловушка для непрошеных гостей».

Андрей осторожно переступил через леску и вошел в конюшню. Вдоль одной стены тянулся неширокий проход, засыпанный подгнившей соломой, вдоль другой – отсеки для коней, отгороженные друг от друга неплотно подогнанными досками. Ларин медленно ступал вдоль них, держа пистолет наготове. Пусто, пусто, пусто… Внезапно из соседнего отсека донесся тихий шорох. Андрей, приподняв пистолет, заглянул внутрь. Под кирпичной стеной на соломе лежал человек, с головой укрывшись одеялом. Одеяло чуть заметно и мерно приподнималось. Осторожно ступая, Ларин приблизился, присел, нацелил ствол в голову спящего. Одеяло приподнялось еще раз и замерло. И тут за спиной у Андрея раздался хриплый голос Хасана.

– Пушку положи, Сивый… Так, аккуратно сядь. Руки перед собой держи. Теперь можешь обернуться.

Ларин, сидя на земле, повернулся. В широкой щели между досками перегородки он увидел поблескивающие глаза Хасана. Виднелся и ствол пистолета, нацеленного на него.