Не гонять группы, подобные банде Нойманна, а внедрять резидентов, вербовать агентуру, вытаскивать-вытаскивать-вытаскивать информацию… Это можно успеть сделать быстро. Относительно этого времени сделать быстро, естественно.

Они перебрасывают людей в будущее, даже студентов можно отправить, в нынешнем российском бардаке никто и не спохватится, откуда взялись эти парни и девушки, откуда приехали. Лишь бы платили, да, лишь бы платили новые студенты… А кроме этого там найдутся нужные кандидатуры на вербовку – это будет несложно. Совсем несложно. Никто не устоит перед таким выбором – либо твоя жизнь, либо жизнь всех остальных. Никто не сможет устоять.

Даже Торопов не устоял, а он ведь…

А я, подумал Торопов, я – сделал правильный выбор. Какой смысл в моей смерти, если все уже предрешено? Задача любого разумного человека – выжить, сохранить свой интеллект. В конце концов, это задача, высокое предназначение интеллектуала. Сохранить себя для будущего. Для человечества.

За окном послышался звук автомобильного двигателя.

Приехал кто-то из группы, подумал Торопов. Скрипнули петли ворот. Потом створки должны были лязгнуть, закрываясь, но Торопов прислушивался напрасно. Это значило, что машина должна скоро уехать. Нет смысла закрывать за ней ворота, чтобы потом через несколько минут открыть.

Торопов встал с постели, быстро оделся. Кто бы из группы ни приехал, не стоит дожидаться их появления лежа в кровати. Уроды не страдали излишней тактичностью, могут войти в комнату, потребовать, чтобы Торопов одевался, а потом стоять, наблюдая за переодеванием. И комментировать.

В дверь комнаты Торопова постучали.

Это не Нойманн и его люди, те входят без стука. Это, наверное, хозяйка дома. Фрау Лизелотта, кажется.

Штурмбаннфюрер как-то ее представлял, но Торопов не запомнил. Смысла не было – хозяйка не знала русского, а жилец – немецкого. Поэтому общение между ними сводилось к гутен морген-таг-абенд, битте и данке. Если хозяйка приходила утром и, поздоровавшись, произносила нечто плюс «битте» – следовало идти на первый этаж принимать пищу. «Эссен», по-немецки «кушать» – «эссен». И «пить» – «дринкен». Еще Торопов из фильмов помнил «дас ист фантастиш». «Хальт» и «хенде хох» с «аусвайс» из других фильмов он тоже помнил, но до этого, слава богу, дело не дошло. И не дойдет.

Стук повторился.

– Да! – сказал Торопов.

Дверь открылась, хозяйка заглянула в комнату, изобразила улыбку на бледных губах и сказала «что-то там битте».

– Хорошо, – кивнул Торопов.

Интересно, подумал он, когда хозяйка ушла, кем ей представили постояльца? Русским перебежчиком? Агентом? Просто посоветовали не лезть не в свое дело, раз деньги платят? Она-то все равно выполнила свой долг – сообщила в полицию о странных жильцах.

На второй день пребывания Торопова здесь к дому явился шуцман, задавал какие-то вопросы Нойманну, а тот отвечал спокойно, уверенно и с превосходством в голосе. Разговор проходил во дворе, Торопов мог его наблюдать в окно и видел, как Нойманн предъявил какие-то бумаги, а шуцман откозырял и почти строевым шагом вышел за калитку. Хозяйка, стоявшая неподалеку, удовлетворенно кивнула и продолжила подметать двор.

– Стуканула? – спросил Торопов тогда, когда к нему в комнату вошел Нойманн.

– Почему в вопросе столько негатива? – осведомился в ответ штурмбаннфюрер. – Разве лояльный гражданин не должен проявлять бдительность, особенно в условиях борьбы с империализмом и плутократией?

Тогда Торопов спорить не стал. Собственно, чего было спорить, если Нойманн был прав. Бдительность, она такая бдительность… Штука необходимая, между прочим. Порядок основывается на личном вкладе каждого.

Кстати, о вкладе. Торопов посмотрел на стопку бумаги на письменном столе, задумался на мгновение – а не плюнуть ли на завтрак и не посвятить часок работе над проектом освоения науки и техники будущего? Пока есть настрой и азарт. Предостеречь от необдуманных, импульсивных поступков… Пусть даже немцы и сами все поняли, но продемонстрировать свою заинтересованность и компетентность… креативность, в конце концов, будет не лишним.

Ладно, потом, после завтрака. Если приехал Нойманн, то все равно придет в комнату и не позволит спокойно поработать. А то и даст задание в очередной раз написать о причинах нападения Японии на Гавайи, о предположениях по поводу американской провокации… Об этом Торопов уже писал раза три. Конкретно об этом трижды, и еще четыре раза был вынужден упомянуть о Перл-Харборе, анализируя общую политическую обстановку в мире и на Тихом океане. Дались им эти Гавайские острова…

Но – их дело. И право.

Значит, вначале – спуститься вниз, позавтракать, возможно, выслушать очередные оскорбления в свой адрес, сделать вид, что не понял мерзких намеков, потом подняться наверх и снова сесть за работу.

То, что сегодня воскресенье, ничего не значит. Торопов работал без выходных. Ну разве что сегодня опять привезут проститутку. Может, заказать двух?

Торопов усмехнулся. Интересно, как отреагирует Краузе, если попросить сразу двух – блондинку и брюнетку. А если заказать мулатку или негритянку? Смогут они в Германии тридцать девятого года найти ему негритянку? А уж хозяйка как будет счастлива, если жилец устроит шумный праздник плоти…

– Я так понимаю, что вы уже проснулись? – прозвучало из-за неприкрытой двери. – Хозяйка звала завтракать?

Нойманн распахнул дверь, остановился на пороге. Сегодня он был в форме – и не просто в форме, а в белоснежном мундире, в шикарном белоснежном мундире. Нойманн в нем был похож на капитана дальнего плавания, только что вернувшегося из кругосветки.

– Неплохо выглядите, – счел нужным сообщить штурмбаннфюреру Торопов, даже не покривив душой.

– Я знаю, – отмахнулся Нойманн, вошел в комнату и остановился перед зеркалом, висевшим на стене. – В прошлом году ввели. Говорят, что скоро отменят, но пока… Хорошо. Думал надеть форменный фрак, знаете, такая у нас есть клубная форма. Черный, как рояль… Черное мне, кстати, идет даже больше, чем белое, но на дворе такая жара… Лето, знаете ли…

Нойманн тронул пальцами узел галстука, сбил щелчком невидимую пылинку с плеча.

– Тоже будете завтракать? – поинтересовался Торопов.

– Нет. Я тоже не буду завтракать. – Нойманн заговорщицки подмигнул Торопову, делая акцент на «тоже». – Вам не надоела стряпня фрау Лизелотты?

– Мне не предоставляли выбора, – сказал Торопов. – Но особых претензий у меня…

– До сегодня, – поднял указательный палец Нойманн. – До сего дня вам не предоставляли выбора, но с этого момента… Ну, не с этого, если честно, но с сегодня – точно, вы сможете сами выбирать… не только меню и место приема пищи, но и много еще чего вы сможете выбирать. Где-то так к вечеру у вас начнется новая жизнь. А пока у вас нет выбора, кроме как присоединиться ко мне. Составить мне, так сказать, компанию. Возражений нет?