Ни один мускул на ее лице не дрогнул.

— Я верю во все, что говорила в качестве мистера Мэрроу. А еще я верю, что этот ресторан — удивительное место. Разве я не могу верить и в то и в другое одновременно? Думаю, могу.

— А как же «возделывай свой сад»?

Шарлотта Клингстоун сдержанно улыбнулась.

— А что? Я по-прежнему люблю эту книгу. Сейчас мне трудно понять, почему она произвела такое впечатление на девчонку двадцати трех лет, которая ничего в жизни не видела, но теперь, когда я многое перенесла, она мне кажется немного… оторванной от реальности.

— Но зачем вы держали все в секрете?

Рынок, организованный Шарлоттой Клингстоун, наверняка стал бы сенсацией. Он мог бы стать достойным соперником Ферри-билдинг.

Взгляд Шарлотты Клингстоун обратился внутрь, и она сказала, уже мягче:

— Людям никогда не приходит в голову, что, может, мне хочется быть безрассудной. Подрывать устои! С годами я обнаружила в себе эту…энергию. Что это, ярость? Вредность? Не знаю.

Она оглянулась и посмотрела на ресторан. Побеги фасоли еле-еле колебались на легком ветру.

— В этом ресторане я не могу себе позволить быть безрассудной. Мы обеспечиваем заказами двадцать семь ферм, а это почти четыреста человек! Ну и еще мои работники, конечно.

Она лукаво посмотрела на меня.

— Мне нужно было место, чтобы разрушать, и это был Мэрроу-Фэйр.

— А что же теперь?

— Теперь рынок открылся, посмотрим, что будет дальше. А кстати, знаешь, что еще? Вложившись в Джайну Митру и «Лембас Лабс», я получила три процента компании под названием «Суспензия Системс». Интересно, не правда ли? Говорят, она стоит миллиард долларов.

Клингстоун встала и отряхнула джинсы.

— Переходите работать к нам в кафе.

— Вы шутите!

— А почему нет? Мона вас обучит. Она научит вас выпекать эту корочку, про которую мы говорили. Вы уже миновали стадию новичка.

Нельзя было сказать, что она неправа, но мне хотелось учиться в другом месте.

— И не забывайте, я частично оплатила вашего робота. Какой там у нас был уговор? Кажется, у меня двадцать процентов компании… Если она, конечно, существует.

Я вышла из теплых отполированных дверей кафе — прислужники накрывали на стол, их тени скользили по стенам темного дерева. Здесь и правда было очень красиво. На столе стояла корзинка слив. Я взяла одну и съела по пути на станцию.

В фуд-блогах и в соцсетях стали появляться отзывы посетителей Мэрроу-Фэйр; настроения варьировались от глубокого восхищения до полного непонимания. Кое-кто писал, что Шарлотта Клингстоун предала все, за что боролась всю жизнь; другие полагали, что она наконец-то взяла верный курс с прицелом на будущее. Все сходились на том, что книжный на задворках рынка — настоящее сокровище.

Гораций был так напуган перспективой лишиться своего архива, что в конце концов состряпал план книги и продал права издательству в Беркли. Он собирался написать масштабную историю еды — книга должна была быть закончена через два года. Рассказывая мне об этом, он был бледен.

Джайна Митра и доктор Кламат уехали во Фресно, взяв с собой образец субстанции, расцветшей над Мэрроу-Фэйр. Теперь они узнают поближе закваску с Клемент-стрит и составят свой собственный каталог явлений. Используя свои секвенаторы и биореакторы, они выяснят кучу всего, но догадаются ли они, какую огромную роль здесь играет музыка? Может, я подскажу им. А может, и нет.

В Берлине Беорег наконец открыл ресторан. Он прислал мне фотографию места, которое арендовал в Кройцберге, — размером с мою квартиру, не больше, зато оно стояло на оживленной улице, а внутри были торжественно расставлены крохотные столики. Не обошлось без мазгских внутрисемейных конфликтов, но Беорега было не сломить.

Я по необходимости прочла первую главу «Души закваски», которую я в прошлый раз пропустила, — про то, как вывести дикую закваску. Следуя инструкциям Эверетта Брума, я смешала муку с водой, поставила на подоконник и стала наблюдать. Примерно через неделю смесь запузырилась — и это все, что она делала. В этой новой закваске было всего две составляющие — дрожжи и лактобактерии, как в любой другой закваске в мире, кроме одной.

Я вернулась к печи Джей-Стива, стоявшей у меня во дворе. Пока меня не было, ее облюбовали кошки с Кабрильо-стрит и устроили там свое логово. Я выгнала их и развела огонь. Корнелия вышла во двор и стала смотреть, как я заново учусь печь. Мы сидели рядом, по большей части — в дружелюбном молчании, и ждали, пока испечется хлеб. Однажды утром, достав из Джея-Стива пару особо пухлых буханок, я объявила ей, что уезжаю.

— Кто тут только ни жил раньше, — сказала она, — но до тебя никто меня не кормил.

Я сказала, что оставлю ей немного закваски, чтобы она могла сама печь себе хлеб.

Она прищурилась.

— Во что это я ввязываюсь? За ней сложно ухаживать? Я такое не люблю.

— За этой — несложно, — сказала я. — Она скучная.

От: Бео

Ко мне в ресторан в Кройцберг привезли огромную коробку. Она адресована «Едоку номер один». Это ошибка? В коробке — ты? Я постучал по ней и позвал тебя по имени, но ответа не было. Тогда я вскрыл коробку (прости!), и внутри оказалась еще одна, ярко-голубого цвета.

Лоис, что происходит?

От: Лоис

Бео! Внутри голубой коробки — отремонтированный робот модели Витрувианец‐3, частично разобранный, он напичкан программным обеспечением, над которым работала в том числе я. Мы с этим роботом через многое прошли вместе, но у меня еще есть, чему его научить.

Я переезжаю в Берлин.

Я хочу начать свое дело, и мне нужна твоя помощь. Я хочу научиться правильно резать, и разбираться в овощах, и сама готовить острый суп. (Это не эвфемизм.) (Хотя мог бы быть и эвфемизм.) Если ты научишь меня, я научу Витрувианца, а дальше, благодаря месту, где я раньше работала, этому научатся очень-очень многие. Я думаю, мир будет меняться — вначале потихоньку, а потом быстрее, чем можно ожидать. Это будут странные времена, но, думаю, по ходу дела я смогу разбогатеть. Мы сможем разбогатеть.

Бео, я привезу тебе кучу перца чили!

А еще я хочу научиться печь хлеб, такой же, как тот, что ты пек на Клемент-стрит. Честно говоря, у меня никогда так хорошо не получалось. Но у меня есть одно условие, которое тебе, возможно, не понравится.

Давай не будем использовать мазгскую закваску.

Я почти попалась в ее ловушку, Бео. И не только я. Она мягко стелет, сам знаешь — поет, улыбается… А однажды ночью я видела кучу крохотных огоньков, похожих на светящуюся сахарную пудру. Кажется, что это было так давно. Может, если тебе повезет (или если ты — это ты), она на этом остановится. Но если нет, она незаметно подкрадывается к тебе, чтобы застать врасплох и нащупывает твои слабые места — честолюбие, нетерпение, голод… Я расскажу тебе эту историю целиком, когда приеду в Берлин. В ней нет пиратов, но есть королевство на острове, а еще несколько героических коз.