Если что-то и заботило нас до этого дня в 2001-м, после все утратило смысл, став частью одной большой утраты.

Урсула наслаждается материнством.

И это удивляет ее саму намного больше, чем остальных. Беременность проходила тяжело. Все, что могло пойти не так, пошло не так: сильнейший токсикоз, синдром запястного канала, гестационный диабет, на седьмом месяце предлежание плаценты. Остаток срока она провела в постели на сохранении.

На работе новость о том, что она ложится на сохранение, восприняли без энтузиазма. Хэнк Сильвер поступил предсказуемо: заявился к ним в дом и предложил ей сменить приоритеты. Не добиваться статуса партнера, а перейти на полставки. Или снова стать помощником. На подхвате, так сказать.

– Я беременна, но я не инвалид. – Урсула была тверда как кремень. – Хэнк, ты же меня знаешь. Я закончу это дело даже в постели. Ребенок родится, я смогу работать в два раза больше и стану партнером в этом году. Я поставила эту цель с первого дня в твоей фирме. Я не отступлюсь.

Хэнк старался выбирать выражения. Еще не хватало, чтобы она засудила его за дискриминацию по половому признаку. У самого Хэнка пятеро детей, и он прекрасно понимает: с их появлением жизнь кардинально меняется. Для родителей нет ничего важнее. Урсула скоро это поймет.

– Как скажешь. – Он кивает с кислой миной. – Просто имей в виду: если со временем что-то изменится, никто не будет тебя упрекать.

В самом деле? Очень мило! Урсула замечает, как меняется отношение коллег с ходом ее беременности. Как-то раз она услышала, как двое мужчин в офисе назвали ее бабой с яйцами, и ей это польстило. Но сейчас идеально скроенные костюмы и острые каблуки пылятся в шкафу. Урсула округлилась, стала мягче, у нее набухла грудь, а из обуви налезают только балетки от Сальваторе Феррагамо, хотя ноги отекают даже в них. Под столом она скидывает туфли и незаметно потирает распухшие пальцы.

Стоило Урсуле объявить, что она беременна, как коллеги начинают ставить под сомнение ее решения, обсуждать ее за спиной, даже ассистенты перешептываются о ней. Она не может поверить, что стереотипы оживают у нее на глазах.

Ей хотелось прибить Хэнка. Он так гордится достижениями своих детей. Сквош, подумать только. Но никто не шептался у него за спиной, когда эти самые дети появлялись на свет. Потому что Хэнк мужчина. Дома детьми занимается жена. Был бы он холост, приехала бы его мать, сестра, домработница, появилась бы армия нянь и прислуги. Никому и в голову не пришло бы обвинять его: нечего, мол, перекладывать воспитание детей на других. И плохим отцом его точно бы не назвали, и перейти на полставки не предложили бы, не говоря уже о том, чтобы спуститься по карьерной лестнице на ступеньку помощника.

Поразительно, но кое-что тревожило Урсулу куда больше, чем карьера и дискриминация.

Кто отец ребенка?

Они с Джейком сделали все анализы, какие требовались: прошли два УЗИ, скрининг для выявления синдрома Дауна, сдали кровь на резус-фактор и генетические отклонения. Но ни один анализ не дал ответа на главный для нее вопрос.

Джейк или Андерс?

Что-то большее, чем симпатия, зародилось между Урсулой и Андерсом Йоргенсеном еще в Лас-Вегасе, но тогда они не переступили черту. Все случилось в Лаббоке. Вот где делать после работы было совершенно нечего, разве что пить в баре при гостинице. Этот бар и назывался подходяще – «Импульс». Оказавшись там в первый раз, Урсула заказала бокал шампанского, а ей принесли просекко со вкусом яблочного леденца «Джолли ранчер». Пришлось перейти на водку с содовой; к счастью, нормальная водка в баре имелась. Урсула могла выпить десять шотов за вечер. Напиток оказался достаточно крепким: уже и уличная жара не так чувствуется, да и бар кажется не таким убогим.

Удивительно не то, что Урсула переспала с Андерсом. Удивительно, как долго она этого ждала. Ее избранник – высокий широкоплечий блондин, настоящий викинг. В прямом смысле: он потомок викингов. Ум под стать внешности и физической силе: Андерс проявлял смекалку на переговорах и безупречно выполнял свои обязанности. Он заставлял Урсулу работать больше и лучше, вдохновлял ее. Когда он был рядом, она чувствовала прилив сил. Она производила на него впечатление? Да, Урсула видела, что да. Это действовало как наркотик: без его внимания она уже не могла обходиться.

А как же Джейк?

Пока Урсула потягивала бодрящий цитрусовый коктейль на основе водки с содовой, Джейк ждал ее дома в Вашингтоне. Играл в компьютерные игры – вместо того чтобы искать работу. По ее мнению, делал все, чтобы совсем скоро стать таким же интересным и влиятельным, как яйцо всмятку. Но Урсула – католичка, ей с малолетства прививали понятие о чести. Она не ветреная.

Или ветреная?

Влечение к Андерсу оказалось сильнее морали. Он взломал ее код, вскрыл систему безопасности – какими словами ни назови, они переспали. И не раз.

Возвращаясь к себе в номер босиком, наскоро нацепив юбку и даже толком ее не застегнув, Урсула говорила себе, что все дело в том, что они с Джейком вместе с самого детства. И даже когда расставались, она так и не смогла погулять вволю, хоть и стоило, наверное.

Нет, это всё недостойные попытки оправдаться. Урсула их отметает. Ее вынудили поддаться соблазну, ей не хватило духу сопротивляться, и вот она наказана за ошибку: не знает, от кого беременна.

Узнав, что она ждет ребенка, Андерс немедленно положил конец их отношениям. Сказал ей тогда: «Это не мой ребенок, слышишь? А даже если и мой, мне он не нужен».

Потом Андерс перешел работать в нью-йоркский офис, а его помощница, роскошная блондинка Амелия Джеймс Реннинджер, та самая Эй Джей, отправилась за ним. Они стали жить вместе в лофте где-то в Сохо.

«Даже если мой, он мне не нужен». С одной стороны, это успокаивало. Хотелось верить, что раз Андерс так категорично отказывается от отцовства, значит, отец Джейк. Но все равно Урсула боялась, что у нее родится крупный малыш со светлыми волосами – а ведь они с Джейком оба худые и темноволосые. Боялась, что покажет фотографию малыша в офисе – и все сразу поймут, что он копия Андерса Йоргенсена.

23 января 2001 года на свет появилась Элизабет Бреннеман Маклауд, два килограмма семьсот граммов, сорок восемь сантиметров. Темные волосики, карие глаза, чем-то похожа на Джейка.

«Бог добр ко мне», – подумала Урсула.

Понимала ли она, что за измену ей еще предстоит заплатить?

Когда Бесс родилась, Урсула наняла сиделку, поселила ее в детской, но сама вставала каждую ночь кормить. Утром она сцеживала молоко, клеила бирки на бутылочки, складывала их в холодильнике. На работу вышла уже через месяц. Ее откомандировали в Омаху, штат Небраска, но Урсула прилетала домой каждые выходные – в ущерб сну. Она провела собеседования с двумя десятками нянь и наняла Прю, ирландку шестидесяти лет, у которой четверо собственных детей. Прю прекрасно заботится о Бесс, а Урсула следит за каждым ее движением, старается перенять ее спокойствие, приучить руку к твердости, не отвлекаться, не спешить.