двор. — Где она, твоя милиция? Сегодня здесь уже немец будет! — она плюнула в грязь и покатила бидон дальше — в сторону мглистых непроходимых огородов.

Витя посмотрел на мужчину, который сидел молча и покачивал головой:

— Не подскажете, далеко отсюда до Преображенского рынка?

Шофер, скорее всего, не ожидал такого вопроса. Глаза его округлились.

— А зачем вам туда?

— Мы это… у нас тоже кое-что украли важное… вот как эти. И скорее всего, повезут туда продавать.

— Ну да… Преображенка рай для жуликов, — подтвердил мужчина, потом глянул на свой грузовик и развел руками.

— Ребята, я бы рад помочь, да топлива выдали впритык, а на базе… — он оглянулся, — боюсь, уже все слили.

Катя сжала кулаки.

— Когда мы ехали, я видел, что еще ходят трамваи. Вам нужно… — он задумался… — сделать всего одну пересадку. За огородами, куда тетка покатила бочку с маслом, остановка «Филевская», ехать нужно налево, тридцать первый маршрут до Курского вокзала. Но до конечной не езжайте, выйдите на «Ильинских воротах», и пересядьте на четырнадцатый. Он идет до «Черкизовской», а вы сойдите на «Преображенской заставе». Ну а там найдете, были там небось не раз.

Витя слушал и старался запомнить. Разумеется, они с пацанами бегали на Преображенский рынок, который располагался совсем рядом со школой, но он не любил его за толчею и цыганок, которые так и лезли погадать. Теперь, когда он вдруг услышал про Черкизово, его обожгла мысль, что возможно, он будет совсем рядом с домом. И рядом со школой — ее то, как раз на старом месте на было, она переехала позже, в 1956 году.

— А сколько стоит проезд? — глядя во все глаза на шофера, спросил Витя.

— Школьникам бесплатно… но… на вашем месте… — он задумчиво посмотрел на ребят, обступивших его, — я был бы осторожнее. Если попадетесь патрулю… Я уже не спрашиваю, что на самом деле вы там делали в лесу. Вижу, ребята вы нормальные, не то что эта наша шпана…

Он вдруг взглянул на Витю серьезными глазами.

— А деньги у вас есть? Перекусить что…

Витя покачал головой.

— Нет…

Шофер залез во внутренний карман, достал кошелек и вынул оттуда серую купюру.

— Держи вот. Десять червонцев на всех. Больше не могу.

— Ого… — выдохнула Катя.

— Спасибо, — тут же ответил Витя. — Спасибо большое! — Он осторожно взял купюру, посмотрел ее на просвет.

— Настоящая! — засмеялся мужчина. — Позавчера в кассе получил.

— А сколько это… десять червонцев? — спросил Витя. Купюра чем-то напоминала солидную двадцатипятирублевую банкноту, но и отличия были: Ленин с другой стороны, надписи, да и год… значился 1937-й.

— Как это… сколько? — удивился шофер. — Никогда не видел такие, что ли?

Витя покачал головой. Потом вдруг припомнил, что у бабушки в старом альбоме лежали похожие деньги и он даже как-то стащил одну купюру, решив, что такая вполне сгодится, чтобы купить магазине «Хозтовары» красивый портативный фонарик на батарейке «Крона». Когда продавец выбила сумму в кассе и Витя протянул деньгу, ее удивлению не было предела. Кое-как ситуацию удалось замять и Витя, красный от стыда, сунул купюру обратно в альбом и больше о ней не вспоминал.

— Видел… но давно… — он неопределенно пожал плечами.

— Это как десять рублей, — сказал уверенно Петя.

— Точно! — шофер улыбнулся. — На пирожки точно хватит. — Он вдруг спохватился. — Бегите, интервалы трамваев сейчас огромные, а может быть, где-то рельсы повреждены. Неизвестно, когда приедете.

— Как вас зовут? — спросил Витя. — Мы если увидим милицию, то расскажем…

— Коля. Николай Тимофеев, водитель второй колонны Потребснаба. Я сейчас сам буду звонить, но если вдруг встретите наряд… лучше быстрее тикайте, чтобы вас не забрали.

Ребята переглянулись.

Через мгновение они уже бежали по грязному, изрытому колесами грузовиков двору, по узкой тропке меж серых, прибитых осенью огородов, мимо деревянного колодца, вдоль высокой изгороди с торчащими сквозь нее кустами.

Вдали послышался характерный звук трамвая.

— Это наш! — выкрикнул Витя. — Бежим быстрее!

Глава 21

1984 год

— Лифт не работает, — сухо бросил Гром и зашагал вверх по ступеням.

Маша огляделась. Подъезд был темным. Исчерканные смолой стены угрюмо блестели в темноте слово мокрые. Она знала, что это просто такая краска, но ощущение было не из приятных. По сравнению с подъездом в ее милой уютной хрущевке этот производил тягостное впечатление. И как бы в подтверждение этих мыслей из темного угла вышла крыса — именно вышла, медленно и степенно, будто чувствовала себя здесь полновластной хозяйкой. Остановившись, она повернула голову и посмотрела Маше прямо в глаза своими черными блестящими бусинками.

Маша хотела закричать от страха, но не смогла. Шаги Грома раздавались уже где-то двумя пролетами выше.

— Вы идете? — позвал он.

Маша закашлялась. Крыса, преграждавшая ей дорогу, услыхав голос мужчины, повела усиками и секунду спустя засеменила к лифтовой шахте. Путь освободился. Она взялась за поручень, чтобы не упасть. Тот был липкий и мокрый. Маша отдернула руку.

Ноги понесли по ступенькам вверх. Ей чудилось, что позади несется десяток крыс с длинными облезлыми хвостами и это придало ей сил.

Миновав четыре пролета, она остановилась и отдышалась.

Свет горел не на каждом этаже, а там, где горел — был тусклым и мерцающим. Синие стены впитывали этот свет с хищной жадностью, наливаясь плотоядной густотой. На подоконнике пятого этажа она увидела тлеющий бычок в жестяной банке из-под кильки. Кольцо сигаретного дыма застыло на уровне глаз, не желая рассасываться.

— Долго еще? — хотела она спросить, поднимаясь на шестой, но, когда увидела Грома, замершего перед дверью, поняла, что они пришли.

Он стоял перед дверью без движения. Маша и без того перепуганная, решила, что с ним что-то случилось, но потом, спустя пару секунд, когда отдышалась, услышала из-за двери трель телефонного аппарата.

— Мне звонят, — сказал Гром.

Маша заметила ключ в его руке, но он будто никуда не спешил.

— Открывайте быстрее! Может быть, это новости о наших детях! Ну же!

Гром медленно повернулся к ней.

— Никто не знает мой номер. Его нигде нет. Я специально заплатил деньги, чтобы его исключили из телефонного справочника. Лена никогда и никому не давала его, я запретил. Только…

Маша вдруг вспомнила, что Витя как-то