сиденьями заверещал противной трелью. Белов вздрогнул, рука автоматически дернулась под куртку, где в кобуре лежал его любимый автоматический пистолет Стечкина, доставшийся от отца.

— Черт! — буркнул он, когда увидел, что комитетчик снял трубку. Водитель выслушал сообщение, не проронив ни слова, потом кивнул и повесил трубку.

— В Останкино убийство. Убит монтажер, которого вы опрашивали полтора часа назад.

Белов похолодел. Не от того, что комитет знал, с кем он разговаривал, а от самого факта. Полтора часа назад этот парень был жив и если бы Белов посоветовал ему идти домой и не отсвечивать. Хотя… вряд ли бы это помогло.

— Вы как будто задумались?

— Задумаешься тут.

— На месте работают наши следователи, но… может быть, вы что-то вспомните из вашего разговора с ним? Ему угрожали? Понимаю, что полный отчет вы представите позже, но…

Белов подумал про кассету, которая жгла руки все то время, пока он от нее не освободился и кивнул.

— Думаю, имеет смысл посмотреть кассеты.

Водитель вопросительно уставился на него.

— Я заметил на столе в монтажной несколько видеокассет. Видимо, наш парень занимался записью иностранных фильмов в серьезных масштабах и кому-то перешел дорогу. По сведениям МУРа, это прибыльное дело подмяли под себя жители одной из кавказских республик.

— Хорошая версия… — задумчив произнес кэгэбешник. — Наверное, кто-то заметил вас и забил тревогу.

— Возможно, его напарник. Или милиционер на вахте. Белов вспомнил Озерова и чуть заметно улыбнулся.

— Таким образом, с нашим делом это вряд ли связано.

— Уверен, что нет, — выдохнул Белов. Потом вдруг вспомнил про свою папку, потянулся к ней и извлек несколько личных дел, которые вытащил из шкафа в приемной директора школы.

— Кстати… здесь важная оперативная информация, личные дела учеников с фотографиями. Их передала директор школы. Думаю, нужно как можно быстрее доставить это в штаб, чтобы ваши их изучили.

Мужчина мельком глянул на бумаги.

— Это действительно может быть важно. Тогда едем в часть? — Его рука потянулась к рукоятке переключения передач.

— Я останусь в городе. Нужно навестить родителей этого… Червякова с директором школы. Она скоро выйдет и тоже будет присутствовать, заодно отвлечет их, пока я осмотрюсь. Если он действительно взорвал эту гранату, в его комнате, возможно, могут найтись важные улики.

— Резонно… — задумчиво произнес шофер. — С него и нужно было начинать. А вон и она сама…

Действительно, дверь школы отворилась и оттуда показалась директриса.

Женщина закрыла школу и направилась к воротам.

— Значит, доставьте бумаги в штаб, а мы к Червякову… — Белов всучил водителю папку и резко распахнул дверь, не дав комитетчику опомнится.

— Стойте! — крикнул вдогонку шофер. — А как же…

— Назад сам доберусь! — Белов захлопнул дверцу автомобиля и, чувствуя на спине тяжелый взгляд, поспешил навстречу директору.

Только бы он не вылез и не принялся ее спрашивать, куда они направляются.

Поравнявшись с женщиной, которая, увидев его, слегка замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, он негромко произнес:

— Если сейчас вас спросят, мы идем к Червякову домой. Ясно?

— Да, — сказала она сразу же, будто ждала именно этого вопроса.

Они поравнялись с «Волгой». Темное водительское окошко медленно опустилось.

— Далеко Червяков живет? — послышался голос из темного салона. — Давайте я вас подвезу.

Женщина, услышав вопрос, повернулась к автомобилю.

— Простите?

— Это мой коллега, — быстро произнес Белов, — тоже из милиции.

— А-а… вы так не пугайте, товарищ. А насчет подвезти… спасибо, но здесь близко, за «Гастрономом». Дворами нам ближе будет.

— Хорошо… — расслабился комитетчик. — Иван Алексеевич, жду информацию как можно быстрее.

— Договорились.

Окно «Волги» поднялось и через минуту, эффектно взвизгнув колесами на повороте, она скрылась из виду.

Они остались совершенно одни в темном переулке. Над головами шумел ветер. Наполовину голые деревья стряхивали под ноги желтые листья, испещренные темными прожилками.

Фонарь над входом в школу принялся вдруг мерцать и искрить, потом ярко вспыхнул и погас.

— Ну вот, — вздохнула директриса, — снова лампочку менять. — Она помолчала, потом спросила: — Мы на самом деле идем к нему в гости? Думаю, уже…

— На самом деле, — жестко сказал Белов. — Или вы до сих пор думаете, что все это шутки?

Женщина покачала головой.

— Но я адреса не знаю… нужно было глянуть в личном деле…

— Я уже глянул, — ответил Белов и взял ее под руку. — Идемте. Тут и правда, недалеко.

Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза:

— Прежде чем мы пойдем туда… скажите честно, Иван Алексеевич, насколько все плохо? Я ведь…

Он приложил палец к губам, и она смолкла. Глаза ее слегка блестели — то ли от выпитого коньяка, то ли от волнения.

— Боюсь… все гораздо хуже, чем мы оба можем себе представить, — сказал он медленно.

Уголок ее глаза едва заметно дернулся.

— Я так и подумала, — ответила она и зашагала через пустынную дорогу. — Если, как вы сказали, «Гастроном», то будет быстрее через дворы.

Они пошли через темные задворки. Опережая их, летела павшая листва — листья кружились, смешивались, разлетались и вновь соединялись в каком-то бешеном танце. Белов подумал, что после этого дела, если, конечно, удастся распутать его, он уйдет в отставку. Хватит. Однако многолетнее чутье опера подсказывало, что вряд ли он все будет так просто.

— Наина Иосифовна, постарайтесь отвлечь родителей, пока я осмотрю комнату Червякова. Мне нужно это сделать по возможности без свидетелей. Родители могут попытаться что-то утаить… отвлечь, выгородить… ну, не мне вас учить.

Они подошли к старому трехэтажному дому, видимо, еще довоенной постройки.

— Квартира восемь… — Белов открыл дверь, пропуская женщину вперед.

На первом этаже горела тусклая лампочка и пахло кислыми щами. У него тут же свело желудок.

— Ну и запахи… — пробурчала директриса. — По правде говоря, я ни разу тут не была, а надо бы захаживать к таким ученикам просто потому, что они — как бомбы замедленного действия… не знаешь, когда рванет, и прячешь голову в песок, в надежде, что пронесет, доведем как-то до восьмого класса и сплавим в ПТУ, а там пусть уже разбираются. Ну вот… не доглядели… — на ее лице отразилось искреннее сожаление.

— Боюсь, это не ваша вина, — Белов остановился на площадке второго этажа и повернулся