аддитивная позиция будет утверждать, что даже у рациональных животных C по своей сути независима от каких-либо отчетливо рациональных способностей, так что ее "разделение" с нерациональными животными равносильно тому, что она по сути аналогична соответствующей нерациональной способности. Трансформативная позиция, напротив, утверждает, что рациональные животные обладают С в особой форме. То, что рациональные и нерациональные животные "разделяют", с этой точки зрения, - не отдельный фактор, присутствующий у тех и других, а родовая структура, которая по-разному реализуется в двух случаях. Таким образом, объяснительные обязательства двух подходов можно представить в виде схемы, показанной на Рисунок 10.2 .

Я бы предположил, что в спорах о том, отличается ли разум рациональных животных "по виду" от разума нерациональных, на кону стоит вопрос о том, следует ли теоретизировать когнитивные различия, по которым мы отличаем "рациональных" животных от "нерациональных", так, как показано на диаграмме слева или справа (на рис. 10.2). (DKT) равносильно утверждению, что правая диаграмма верна.

Если (DKT) верно, то различие между рациональными и нерациональными животными более близко к различию между животными и растениями, чем, например, к различию между животными, обладающими способностью к эхолокации, и животными без этой способности. Летучие мыши, способные к эхолокации, обладают способностью, которая отличает их от других животных, но признание этого отличия не требует, чтобы мы думали о летучих мышах как о животных, отличающихся от неэхолокационных животных. Но различие между животной и растительной жизнью заключается не только в наличии определенных дополнительных способностей: то, что животное является живым, - спорно - отличается от того, что является живым для растения. Различие здесь заключается не в изолированной способности, а в глобальной трансформации типа живого существа, которое несет в себе способность. Сторонники (DKT) делают аналогичное утверждение: рациональность не просто добавляет к животной жизни изолированную способность, но глобально трансформирует саму природу животной жизни. Можно согласиться с тем, что человек обладает особыми рациональными способностями и что это отличает его от других видов животных, не принимая при этом утверждения о глобальной трансформации.

Рисунок 10.2. Структура аддитивной и трансформационной теорий

 

Мотивация рационального и нерационального различия

Полная теория рациональности должна была бы сказать больше обо всех этих темах, но в заключение я обращусь к другому вопросу: как мы могли бы аргументировать базовое различие между рациональными и нерациональными когнитивными способностями.

Может показаться, что мотивом для такого разграничения должно стать "умозаключение к наилучшему объяснению" наблюдаемых различий между когнитивными способностями человека и других животных. Такая мотивация должна подчеркивать, например, разительные различия между человеческой символической коммуникацией и нечеловеческим коммуникативным поведением, контрасты между сложными и развивающимися институтами человеческого общества и относительно простыми и постоянными формами поведения, характерными для обществ нечеловеческих животных, и т. д. Он утверждает, что только наличие способности размышлять о причинах может объяснить эти фундаментальные различия.

Сторонники рационально-нерационального различия, конечно, будут рассматривать такие контрасты как отражение разницы между рациональным и нерациональным познанием, но им не нужно опираться на такие контрасты. Ведь если люди - рациональные животные, то каждый из нас в состоянии признать свою собственную способность верить и действовать в силу причин, не наблюдая за поведением людей и не сравнивая его с поведением других видов животных, а просто размышляя о своем собственном познании и действиях. Мы сказали, что рациональное животное - это животное, способное действовать, осознавая причины своих действий. Следовательно, если мы являемся такими существами, то, когда мы реализуем эту способность, мы будем осознавать свои собственные причины для действий и, таким образом, сможем признать, поразмыслив, что обладаем способностью действовать на основе осознания причин. Тогда мы можем сформулировать идею нерационального животного, абстрагировавшись от этой способности в нас самих и рассмотрев, какие виды способностей животных могли бы сохраниться в ее отсутствие. Когда мы обратимся к изучению мира природы, мы можем обнаружить виды животных, которые демонстрируют другой тип ментальности, но наши аргументы в пользу различия рационального и нерационального не должны опираться на такое исследование.

Действительно, основной интерес различия рационального и нерационального не зависит от стремления сравнить человека с другими животными. Это различие важно, потому что оно помогает нам определить специфику наших собственных когнитивных способностей. Проведя рационально-нерациональное различие, мы можем рассмотреть, что значит формировать убеждения и совершать действия не просто автоматически, а на основе осознания причин, и спросить, должны ли животные, способные действовать таким образом, обладать соответствующими отличительными способностями к восприятию и волевому движению (т. е. истинна ли (DKT)). Это проекты не самовозвеличивания, а самопонимания. Тезис о том, что люди - рациональные животные, значим не потому, что он подтверждает "особенность" человека, а потому, что он представляет собой одну из самых глубоких попыток постичь основной характер наших собственных способностей к мышлению и действию, попытку, которая позволяет нам сформулировать фундаментальные вопросы о том, как восприятие может снабжать нас знаниями и как мысль может управлять нашими действиями.

 

Глава 11. Могут ли нелигвистические животные думать о мышлении?

 

Хосе Луис Бермудес

Введение

То, что нелингвистические существа способны мыслить и рассуждать о физической среде весьма сложным образом, не вызывает сомнений. Но могут ли животные думать о мышлении? Иначе говоря, способны ли животные к метарепрезентации? Этот вопрос лежит в основе наших размышлений о сравнительной психологии, познании животных и когнитивном развитии человека.

В работах Bermúdez 2003b и 2009 я предположил, что определенные виды мышления о мышлении доступны только существам, использующим язык. Мой аргумент вызвал интересную дискуссию и полезную критику, которая помогла мне уточнить и развить его. В этой статье я анализирую положение дел и предлагаю пересмотренную версию аргумента, в которой рассматриваются некоторые из основных возражений.

 

Два важных различия

Как свидетельствуют статьи в этом сборнике, существует богатая экспериментальная литература, изучающая репрезентативные способности нелингвистических существ. Ряд экспериментальных парадигм напрямую затрагивает вопрос о том, могут ли животные думать о мышлении. Для того чтобы ясно представить себе суть проблемы, важно провести некоторые основные различия между разными типами мышления о мышлении.

Первое различие связано с тем, является ли предполагаемое мышление о мышлении самонаправленным или направленным на другого. В дискуссиях о метарепрезентации у людей, использующих язык, обычно проводится различие между метакогницией, с одной стороны, и чтением мыслей, с другой. Мыслители обладают метакогнитивными способностями в той мере, в какой они способны отслеживать и оценивать свои собственные ментальные состояния. Чтение мыслей, в отличие от этого, - это вопрос способности существа думать о ментальных состояниях другого существа. Поэтому мы можем спросить, способны ли нелингвистические