Но еще более важный фактор развития ребенка — это социальное окружение, в котором он рос. Когда Мария и Алан жили среди своих многочисленных родственников, чуть не все из которых были готовы помочь Марии в ее трудностях, у Фрэнка было нормальное, счастливое детство. А Леон оказался заброшенным тогда, когда Мария лишилась поддержки социальной родственной сети, помогавшей ей справляться с родительскими обязанностями. В случае Коннора, хотя у его родителей были средства, у них не было информации о развитии ребенка. Если бы знаний у них было больше, это помогло бы им намного быстрее понять свои проблемы.

В последние пятнадцать лет многочисленные государственные и общественные организации сосредоточили внимание на образовании населения в области воспитания детей, предоставив информацию о развитии детей в раннем возрасте и о критических периодах в первые несколько лет жизни. Начиная от книги Хиллари Клинтон «Нужна целая деревня» (It takes a Village) и до книги Роба Райнера «Я ваш ребенок» (I Am Your Child), от создания организации «От нуля до трех» (Zero to Three) и до программы «Успех на шесть» (Success by Six), разработанной компанией «United Way», миллионы долларов были потрачены на то, чтобы дать людям представление о нуждах маленьких детей. Эти усилия — в некоторых и я принимал участие — делались с надеждой, что детская заброшенность из-за незнания проблемы станет менее частой. Я надеюсь, что эти усилия внесли свой вклад в улучшение ситуации. Однако возрастная сегрегация в нашем обществе, школьная программа, не предусматривающая достаточного количества знаний в том, что имеет отношение к воспитанию детей, и ограниченный опыт ухода за ребенком, который имеют многие люди до того, как сами станут родителями — по этим причинам многие родители и их дети все еще находятся в зоне риска.

На данном этапе мы очень мало можем сделать, чтобы повлиять на наследственность, темперамент или на скорость мыслительных процессов, но мы можем улучшить ситуацию с уходом за детьми и их социальным окружением. О многих детях, перенесших психологическую травму, с которыми мне пришлось работать и состояние которых со временем улучшилось, известно, что у них был поддерживающий их контакт, по крайней мере, с одним взрослым человеком: учителем, проявлявшим особый интерес, с соседом, с тетей, даже с водителем автобуса. В случае Джастина доброта и любовь его бабушки, когда он был грудным младенцем, позволила его мозгу сформировать потенциальную способность к привязанности, которая раскрылась, когда он вышел из своей несчастной ситуации. Даже самый маленький жест может иногда многое изменить в судьбе ребенка, мозг которого ищет привязанности и любви. Наш опыт по использованию нейропоследовательного подхода при работе с подростками вроде Коннора также говорит о том, что терапия может смягчить вред, нанесенный ранней заброшенностью. Ласковые прикосновения, которые были необходимы в раннем возрасте, когда был причинен вред, могут быть получены путем массажной терапии в условиях клиники и затем повторяться дома, чтобы усилить желательные ассоциации.

Умению держать ритм можно научить с помощью занятий в музыкальном классе, что не только поможет стволу мозга улучшить его контроль над важной моторной деятельностью, такой как умение ходить, но также, мы думаем, укрепит его роль в регулировании системы стрессовой реакции. Социализация может быть улучшена с помощью постепенного обучения правилам человеческого общежития — начинать следует с простых ситуаций «один на один», а затем продвигаться к более сложным и провоцирующим отношениям в группе сверстников.

Я верю, что если бы раньше открылось, что Мария оставляет своего грудного ребенка одного на целый день, у него появился бы реальный шанс не свернуть на опасную дорогу. Тут была длинная цепь обстоятельств, приведших к невосполнимой утрате необходимых для развития стимулов: отсутствие полноценной реакции на потребности Леона и те неудачные решения, которые принимал сам Леон — все это привело его к тому, что он стал жестоким убийцей. На любом перекрестке его дороги, особенно в начале жизни, изменение направления потенциально могло привести совершенно к другому результату. Если бы мы имели возможность лечить его в раннем подростковом возрасте, как Коннора, или, еще лучше, когда ему было шесть-семь лет, я думаю, его будущее было бы совсем другим. Если бы кто-то добрый и знающий вмешался в его судьбу, когда ему было два-три года, он мог бы стать совершенно другим человеком, больше похожим на своего брата, чем на того молодого хищника, которого я увидел в тюремной камере.

Психологическая травма — включая ту, которая вызвана заброшенностью, намеренной или по незнанию, — вызывает перегрузку систем стрессовой реакции, что характеризуется потерей контроля, поэтому лечение детей, перенесших травму, должно начинаться с создания атмосферы безопасности. Такая атмосфера очень легко возникает в контексте предсказуемых уважительных отношений. При наличии этой ласковой «домашней основы» дети, испытавшие плохое обращение, понемногу начинают чувствовать уверенность. Для выздоровления им необходимо чувствовать, что они находятся в безопасности и контролируют происходящее. Следовательно, ни в коем случае нельзя применять к этим детям силовые методы лечения и тактику принуждения.

Следующая глава проиллюстрирует тот вред, который могут принести методы принуждения.

«Я не занимаюсь Сатаной», — сказал нетерпеливому мужчине из офиса техасского губернатора. Он пытался проверить, какое участие я принимаю в сложном случае с группой детей, которые, как писали, подвергались насилию со стороны участников Сатанинского культа. В данное время эти мальчики и девочки находились у опекунов, на безопасном удалении от своих, как предполагалось, поклоняющихся дьяволу, родителей, но государственный адвокат из генерального офиса стал выражать беспокойство, а не вышло ли так, что местные службы защиты детей забрали этих детей со сковородки Вельзевула и отправили их в ад на земле.

Это был конец 1993 года. Я старался держаться подальше от разворачивающихся «войн памяти» на тему, были ли истинными тяжелые случаи насилия, которые «вспоминают» взрослые во время терапии. Были также споры о том, насколько правдивы недавние свидетельства детей о совращениях. Я совершенно точно знал, что огромное количество насилий над детьми имеет место каждый день: я видел мучительные конкретные доказательства этого.

Но я также знаю по опыту своей работы с детьми, перенесшими травму, что память человека — это не просто видеозапись, которую можно воспроизводить в любое время и с одинаковой точностью. Мы «создаем» воспоминания, но и воспоминания «создают» нас, и это динамичный процесс, подверженный самым разным влияниям, помимо того, действительно имевшего место события, которое мы «храним» в памяти. Опыт, который мы пережили ранее, фильтрует наше восприятие более поздних событий — как раннее сексуальное насилие над Тиной сформировало ее восприятие мужчин и как младенческая заброшенность Леона и Коннора повлияла на их взгляды на мир. Однако этот процесс работает в обе стороны: то, что мы чувствуем сейчас, может повлиять на наши воспоминания о том, что случилось в прошлом. В результате то, что мы «помним», может изменяться в зависимости от нашего эмоционального состояния или настроения. Например, если у нас депрессия, мы будем фильтровать все наши воспоминания через дымку нашей печали.