с трибуны, искусно вплетал все эти понятия в свою идеологию, которая сводилась к абсолютной поддержке самодержавия и негативному отношению к любым реформам общественной жизни. В чём-то я был согласен. Мне тоже кажется, что России не нужен парламент в западном виде и продажные политики, которые появятся в огромном числе. Мы ещё не всех своих воров пересажали, а тут новые понабегут. Против самодержавия я тоже ничего не имею. Но не мешает ограничить его хотя бы запретом занимать высокие посты царским родственникам. Заодно обязать главу дома содержать многочисленных Романовых из своего кармана. Ещё и сделать их подсудными, как обычных подданных. Тогда я двумя руками проголосую за такое самодержавие, и готов защищать такую систему до последней капли крови.

Но вот ограничение на получение образования «неблагородных» слоёв общества, я считаю преступными. А рассуждения о хороших попах и государстве, которые должны по-отечески опекать наше замечательное крестьянство, просто бред сумасшедшего или оторванного от жизни идеалиста. Когда же начался откровенный наезд на другие конфессии, включая католицизм, то здесь во мне начала просыпаться сущность Юзека. Мой реципиент был юношей сильно верующим и очень не любил подобных сентенций. Я же просто был в шоке от заявлений докладчика по ситуации со староверами и иудеями. Таких вредителей надо ставить зубами к кирпичной стене, а не давать вещать с высокой трибуны.

И ведь этого демагога слушают. Новый цесаревич так вообще кивает некоторым заявлениям. Наверняка обработка детей Александра началась не вчера. Вот этот момент я как-то упустил. Можно сделать для страны много полезного, но следующий император мановением руки перечеркнёт многолетние труды сотен людей. Смотрю на Шувалова, но генерал явно скучает и с трудом сдерживает зевоту. Он человек дела, и для него подобные словесные кружева малоинтересны. Муравьёва сегодня нет, так как он опять захворал. А больше мне не с кем обсуждать происходящее.

Наконец, докладчик закончил, выпил стакан воды и обратился к председателю собрания графу Строганову. На самом деле все ждали отмашки Александра, но тот просто сидел, не проявляя никаких эмоций. Вообще, собрание было чем-то похоже на подобное мероприятие из моего времени. Президиум, трибуна и публика отличались только нарядами и обилием драгоценностей. В моё время многие паркетные генералы и клоуны из депутатов тоже щеголяют огромным количеством орденов, полученных за непонятные заслуги.

Тем временем Строганов поблагодарил своего протеже и предложил начать прения. Затея с подобным вариантом общественного диалога крайне важна. Пусть собрание далеко от парламента, но немного на него похоже. И вопросы здесь задают весьма острые, так как сам император осознал полезность подобного мероприятия, хотя ранее был настроен к нему отрицательно. Одна западная газета похвалила нашего владыку, хотя в статье хватало и критики. Но почему-то после этого отношение Александра к собранию резко изменилось. Не буду сообщать, кто заказал французским журналистам подобный материал. Я скоро разорюсь на этих писаках, поэтому пора покупать собственную газету.

Сегодня градус напряжения практически отсутствовал. Свою роль играл недавно закончившийся траур и опасение вступать в конфронтацию с человеком, влияющим на умы наследника и его братьев. Но мне на подобные политесы плевать с высокой башни. Пора вдарить по року в этой дыре. Скромно поднимаю руку, и председатель близоруко прищурившись, кивнул, предоставляя мне слово.

Глава 14

— Граф, рада вас видеть, — произнесла хозяйка приёма и заговорщически улыбнулась, глядя на Агнешку, — Позвольте украсть вашу прелестную супругу?

И не дожидаясь моего разрешения, графиня Мария Велёпольская, в девичестве Замойская, утащила сероглазку в женскую компанию, собравшуюся около высокого окна. Мой тёзка, и муж очаровательной панны, усмехнувшись, развёл руками — мол, он бессилен противостоять этим тиранам в юбке. Мне оставалось только улыбнуться и отсалютовать хозяину особняка бокалом вина.

К моему удивлению, в столице России проживает немало поляков, при этом весьма высокородных и отнюдь не бедных. При этом мало кто покушается на их веру или упрекает в происхождении. Всё-таки аристократия — это каста, живущая по своим законам. И меня, наконец, начали приглашать в высший свет именно представители польской группировки. Вернее, лучше назвать её неким альянсом знатных представителей Польши и Великого Княжества Литовского. Часть гостей считала себя вполне русскими, но исповедовала католичество, другие были поляками, кто-то представлял ополяченные рода. Но католики здесь были в большинстве.

Мне до всех этих балов и приёмов нет никакого дела. Но есть супруга, которая имеет своё мнение, и просто счастлива найти достойную её статусу компанию. Самое забавное, что внимание этой высокородной публики привлекла, ставшая уже знаменитой, речь в Зимнем дворце. Только я подразумевал совершенно иное, но высший свет начал трактовать мои слова по-своему. Люди подумали, что это была продуманная издёвка над излишне зарвавшемся поповичем. Часть вообще решила, что это намёк императору на странную персону подлого звания, которой он доверил обучение своих детей. А ещё, кроме католиков, я неожиданно приобрёл популярность среди столичных лютеран, которых случайно защитил. Но народ опять увидел в этом умысел. С учётом того, что немецкая группировка весьма влиятельная, глупо отказываться от таких союзников.

В любом случае, любви Александра мой пассаж не добавил, зато высший свет перестал меня игнорировать. Дело же могло закончиться гораздо печальнее. Но не мог я удержаться, чтобы не поставить на место этого лицемера, пусть и уверенного в своей правоте. Делаю ещё глоток вина и мысленно возвращаюсь на несколько дней назад.

* * *

— Граф Юзеф Козелл-Поклевский герба Козелл, — громко произношу своё имя и чувствую, как присутствующие впились в меня взглядами, — Хотел бы задать докладчику несколько вопросов.

— Пожалуйста, граф, — кивнул Строганов.

— Скажите, господин Победоносцев, — специально смотрю чуть выше собеседника, дабы сразу обозначить своё пренебрежительное отношение, — Вы когда-нибудь управляли поместьем? Может, это было государственное ведомство, вроде суда или канцелярии губернатора, где по достоинству оценили ваши многочисленные таланты руководителя?

Народ явно почувствовал, что его ждёт развлечение, судя по тому, как некоторые господа заелозили, пытаясь лучше меня рассмотреть. Оппонент же был явно удивлён, но ответил без промедления.

— Простите, не могу понять сути вашего вопроса.

— Оно и немудрено. Это же не бумажки перекладывать и умными фразами, почерпнутыми из учебников, щеголять, — вижу, что часть присутствующих едва сдерживает улыбки.

— Позвольте! Какое это имеет отношение к моему докладу? И почему вы разговариваете со мной в подобном тоне? — воскликнул будущий духовный отец русского монархизма.

— Я сейчас всё объясню. Просто вы не ответили на мой вопрос, поэтому будем считать, что он отрицательный. То есть вы никогда не служили в губернских канцеляриях, жандармерии, и не управляли никаким делом,