Справедливо будет сказать, что кристанги всегда были скромным народом – по большей части рыбаками, земледельцами, а в недавнее время и фабричными рабочими. Мартин живет тем, что продает банки с “Домашними блюдами от Мартина” – соленой рыбой, маринованным зеленым манго, консервированной икрой и прочими деликатесами, – которые он действительно готовит у себя на кухне. В Малакке насчитывается, наверное, меньше двух тысяч кристангов, а еще около тысячи живет в других местах Малайзии: далеко не критическая масса, которая могла бы породить процветающую культуру мирового уровня. Кристангской литературы не существует. Не имелось даже словаря языка кристанг, пока несколько лет назад его не составил один европеец. Зато есть церкви, воскресные школы и характерная кухня, фирменным блюдом которой является очень вкусная темная ферментированная креветочная паста ченкалук – ее подают с рубленым луком, красным жгучим перцем и лаймом. У кристангов есть ежегодные праздники и своя музыка, а самое главное – ощущение собственной идентичности, которое, по их представлению, и делает их отдельным народом. В Малайзии их считают португальцами. Они живут в так называемом Португальском поселении, которое время от времени переносилось с места на место. Комплекс выжженных солнцем зданий возле их главного жилого квартала носит название Португальской площади. Среди кристангов распространены такие фамилии, как Тезейра, да Силва, Пинтаду, Фернандиш и Лазару.

Существует множество подобных смешанных народов в самых разных уголках земли, где торговали, воевали, распространяли свою веру и производили потомство уроженцы Запада. Португальцы сделались родоначальниками, по-видимому, первого в истории евразийского населения Гоа, на западном побережье Индии, где Албукерки основал торговый порт, прежде чем отправиться дальше, к Малаккскому проливу, Макао и Японии. Как мы помним, Албукерки приказал своим солдатам жениться на местных женщинах, прежде всего на вдовах воинов-туземцев, убитых в столкновениях с португальцами, чтобы их дети служили в будущем имперским интересам Португалии. И эта подробность в отношениях Востока и Запада служит напоминанием о том, как поразительно отличался мир, существовавший пять веков назад, от современности. Представьте себе, что главнокомандующий армии-победительницы сегодня или даже два-три века назад приказывает своим солдатам жениться на женщинах, чьих мужей они же сами и убили в бою! Но столетия назад, в те первые десятилетия эротических контактов между Востоком и Западом, на восточных женщин смотрели просто как на одно из заманчивых природных богатств вроде гвоздики и мускатного ореха. Достаточно лишь истребить мужчин при помощи превосходящего оружия и тактики, а потом можно взять туземок в жены и обратить их в христианство.

Результат этой политики, о каком едва ли задумывался сам Албукерки, по-прежнему налицо: это сложившиеся народности-гибриды, гордые, самостоятельные, существующие в различных краях от западной Индии до восточной Японии, являющие пример глобального смешения крови, языков и обычаев. К ним относятся десятки тысяч англо-индийцев – как правило, это потомки британцев и индианок, вступавших в связи в течение долгих веков колониальной зависимости Индии. Спустя столетия вследствие сексуального “беспредела”, наступившего в ходе войны в Индокитае, американские солдаты наплодили не одну тысячу детей-полукровок, подавляющее большинство которых впоследствии росли в сиротских приютах или с матерями, ставшими социальными париями, и так никогда и не узнали, кто их отцы. Кроме того, на Филиппинах живет около пятидесяти тысяч амеразиатов – последствия многолетнего пребывания там американских военнослужащих. Амеразиаты живут и в Корее, где после корейской войны были расквартированы американские войска.

Конечно, сложно делать общие выводы относительно плодов послевоенных сексуальных контактов между американцами и азиатками, повторившими уже на новый лад тот опыт, начало которому было положено в конце XV века, в эпоху морской экспансии Португалии. Но, например, во Вьетнаме зафиксированы многочисленные случаи дискриминации амеразиатов, которые в своей родной стране сделались гражданами второго сорта – отчасти оттого, что общество видит в них плоды позорных связей, ублюдков, рожденных женщинами постыдной профессии. Вдобавок немало этих амеразиатов наполовину чернокожие, а многие вьетнамцы имеют расистские предубеждения против негров, довольно распространенные в Восточной и Юго-Восточной Азии.

Впрочем, нельзя сказать, что смешанные народности обязательно возникали в результате контактов европейцев или американцев с азиатками. Еще до того, как в Малакку со своими семнадцатью кораблями и тысячью двумястами людьми приплыл Албукерки, чтобы отобрать эту землю у мусульманского султана Махмуд-шаха, в Малакке уже существовало, как мы сказали бы сегодня, мультикультурное общество. За полвека до прибытия португальцев туда приехала китайская принцесса Хан Ли По со свитой из пятисот прислужниц, чтобы выйти замуж за султана Мансур-шаха, а ее прислужницы сделались женами местных мужчин. Этот брак был отчасти вызван желанием султана установить крепкие связи с Китаем, тем самым обезопасив себя от воинственных сиамцев, которые повадились совершать набеги на Малайское побережье.

Китайских малайцев называют баба-нёня; индийские малайцы – потомки индийцев, переселившихся на Малайский полуостров в годы британского имперского владычества, – называются читти. “Но в чем-то мы стоим особняком, – сказал мне Мартин, говоря о кристангах, – потому что баба-нёня опираются на китайскую общину, читти поддерживают связи с индийской общиной, а у нас нет подобной португальской общины, на чью поддержку мы могли бы рассчитывать”.

Пятьсот лет – это очень большой срок для выживания отдельной культуры, и Мартин, как и другие кристанги, гордится тем, что им удалось ее сохранить. Португальцы правили Малаккой сто с лишним лет. Кристанги никуда не уезжали и в течение тех двух столетий, когда здесь правили голландцы. Британцы официально сделались здесь хозяевами в 1824 году, и их власть продержалась вплоть до провозглашения независимости Малайской федерации (ныне это штат Малайзии) в 1957 году. На протяжении всех этих веков кристанги жили в деревенских хижинах вдоль побережья, ловили сетями креветок и рыбу, посещали мессы, собирались под развесистыми каштанами у Малаккского пролива, чтобы вместе выпить, поболтать, перекинуться в картишки. Они справляли свои праздники, учили детей катехизису и слушали – наверное, с тем чувством собственной чужеродности, какое свойственно любым этническим меньшинствам, – пение муэдзинов, созывавших правоверных мусульман на молитву. Поколение за поколением в местных церквях служили мессу приходские священники, присылавшиеся сюда из Лиссабона, однако подчинявшиеся епископу Макао.

“В Малакке есть одна улица – улица Гармонии. Там стоят и мечеть, и индуистский храм, и китайская пагода”, – рассказывал мне Мартин, приводя пример разнообразия и веротерпимости малаккской традиции. Мы сидели в кафе на Хиринг-стрит и завтракали омлетом с ченкалуком и утренней зеленью, обжаренной на сковороде вок. Хиринг-стрит тянется между рядами двухэтажных деревянных домов-магазинов с портиками-колоннадами. От бывшего Голландского городка, который сохранили в неприкосновенности, даже с ветряной мельницей, своего рода памятником исторического наследия, увековечивающим те два столетия, когда эта часть Малайи подчинялась Амстердаму, Хиринг-стрит находится по другую сторону реки Малакки. Параллельно улице тянется Джонкер-Уок, которая по вечерам превращается в пешеходный проспект и служит типичным, предположительно аутентичным центром старого города, где расположилось множество кафе, ресторанов и сувенирных лавок.