— Малыш вот-вот покажется? — напряженно спросила повитуха.

Звуки подсказывали Мошке, что преследователи дышат ей в спину.

— Госпожа Прыгуша! — крикнула она.

Фигуры в дверях застыли. Госпожа Прыгуша испуганно бросилась в дом, утаскивая молодого человека за собой. Мошка с ужасом поняла, что перед ней маячит перспектива остаться на улице.

Она припустила со всех ног, раздирая пятки о мостовую. Дверь еще не закрылась, она успеет нырнуть между ног молодого человека…

У нее бы получилось, но молодой человек в дверях развернулся и озадаченно уставился во тьму. Влетев в пятно света из его фонаря, Мошка разглядела, как мрачно вытягивается тощее рябое лицо. Ей показалось, что она видит в каждом распахнутом глазу свое отражение с гусем под мышкой.

— От’ди! — крикнула она. Так короче, чем «отойди с дороги», но, к сожалению, молодой человек не понял этого слова и остался на месте. Поэтому Мошка не скользнула мимо. Она со всей силы воткнулась головой ему в живот.

Тот крякнул, какая-то железка шмякнулась на землю. Фонарь упал рядом, и улица погрузилась во тьму. Мошка обошла паренька и ввалилась в дверь. Сарацин вихрем перьев вырвался у нее из рук. Снаружи раздался невнятный шум. Будто люди врезались друг в друга и очень этому удивлялись. Кто-то у порога нервно толкал Мошкины колени дверью. Она втянула ноги в дом, и дверь захлопнулась. В кромешной темени раздался лязг засовов.

Чиркнуло огниво. Из мрака выступил длинный нос и брови Сумбура Прыгуши. Едва глаза привыкли к тусклому сиянию, Мошка разглядела в его дрожащей руке лампадку. Он подул на нее, и свет стал ярче. Стала видна госпожа Прыгуша с портняжными ножницами, готовая раскроить и порезать любого врага.

— Кто здесь? — Госпожа Прыгуша искренне удивилась, увидев двенадцатилетнюю девочку. — Сумбур, а где молодой человек? Неужели…

— Где Сарацин? — В комнате, представшей взору Мошки, отчаянно не хватало гуся. — Он внутрь не попал?

Тут праздник риторических вопросов окончился. Сигналом послужил яростный гвалт из-за запертой двери. Там били людей, рвали одежду, хлопали крыльями и очень знакомо гоготали.

— Он снаружи! Мой гусь на улице! Открывайте дверь!

— Сумбур, открывай, там этот бедолага, будущий отец…

Сумбур Прыгуша, однако, вцепился в верхний засов, равно сопротивляясь и жене, оттаскивающей его от двери, и Мошке, взбирающейся прямо по нему.

Лишь когда шум драки умолк, топот затих вдали и на улицу опустилась тишина, Сумбур отпустил засов. Мошка с повитухой открыли запоры и распахнули дверь. Им тут же отвесил пощечину порыв ледяного воздуха.

Узкая темная улица была пуста. В двух ярдах от двери застыла одинокая фигура. Ее можно было различить исключительно благодаря белому сиянию перьев. Очертаниями фигура явно напоминала гуся, но у Мошки заныл живот, когда ей показалось, что у птицы нет головы.

Тут призрак встряхнулся, раздался печальный звон. Нет, гусь не лишился головы. Она застряла в разломанном фонаре.

Мошка опустилась перед Сарацином на колени и освободила его от останков фонаря. На пропажу нового шлема гусь не обратил внимания. Он безмятежно пережевывал обрывок одежды.

— А где молодой человек? — Госпожа Прыгуша тревожно озиралась. — Должно быть, попал в беду. Его жена рожает, он прибежал за мной с другого конца города. Куда он мог деться?

Мошка вытащила бурую тряпку из клюва Сарацина. Она до боли напоминала плащ будущего отца.

«Сарацин, ты же его не съел?»

Мошка спрятала тряпку в кулак и нервно глянула на Прыгуш — вдруг они заметили ее движение. В этот миг выглянула луна. Повитуха наконец рассмотрела Мошкино лицо.

— Ты! Это ты!

Все инстинкты Мошки сжались в кулак. Когда люди, узнав тебя, кричат, это означает стражу, скандал или захлопнутую дверь. Сейчас ее больше всего пугал последний вариант.

Мошка, подхватив гуся, со всех ног рванула в дом. Прыгуши озадаченно расступились. Под грохот, треск и перезвон она исчезла в недрах узкой комнаты. Последним аккордом этой мелодии был лязг железа.

Повитуха с мужем осторожно прошли через павшую армию столовых приборов, сбитый стул и россыпь картошки туда, где лежала опрокинутая ванна, похожая на черепаший панцирь. Из-под ванны торчал краешек платья и ленточка чепчика. Наверху сидел здоровенный гусь. Он гордо разглядывал бардак, словно генерал — поле боя.

— Не выгоняйте меня! — железным голосом крикнула ванна. — Я не хочу на улицу! Не подходите! Вам меня не заставить!

Сумбур все же подошел, присел на корточки, попытался сдвинуть панцирь, печально вздохнул и отступил.

— Зайчонка, я не способен вышвырнуть ребенка из дома, — торжественно провозгласил он.

— Правильно, Сумбур, достойные слова, — с тихой гордостью ответила жена.

— Ты не поняла. Я физически не способен. Я бы с удовольствием ее вышвырнул, но стоит мне взяться за ванну — и гусь клюет меня в ухо, а девчонка норовит отхватить пальцы кусачками для сахара.

— Ох, Сумбур! Мы не можем ее выгнать, ты что, не узнал ее? Девочка, которая случайно осталась на улице после заката! Она вернулась! Я же говорила, они нас не забыли! Просто не получилось оставить деньги в уговоренном месте. Бедняжка рисковала, возвращалась в ночной город, лишь бы сдержать обещание, а ты хочешь ее выгнать? Какая неблагодарность. Я сама с ней поговорю. Будь сладок, последи у дверей, не вернется ли будущий отец.

Мошка, лежащая во тьме под перевернутой ванной, ощутила тяжесть в животе. Предстоящий разговор не обещал ничего хорошего.

— Вроде бы у нас оставалось… да, вот. — Шаги, хруст юбок. Госпожа Прыгуша села рядом с ванной. — Глянь, у нас тут пирог из крапивы и ежевики.

Острый носик Мошки уловил влажный, сладкий запах еды. Она понимала, что ее прикармливают, как дикого щенка, но сопротивляться соблазну не могла. Она приподняла ванну и увидела тонкую старческую руку госпожи Прыгуши с каким-то комком плесени. Но пахло едой. И на вкус оказалось вполне съедобно.

— Так-то лучше. — Снова зашуршали юбки. Повитуха легла щекой на пол и заглянула под ванну, Мошка увидела край ее лица. — Это же ты помогала нам с сыном Трепачки?

Пирог приклеился к зубам, так что Мошка кивнула. Поняв, что повитуха не видит ее в темноте, она повторила этот жест ванной, то есть покачала ее вверх-вниз.

— И как? Принесла? — В голосе повитухи явственно звучало отчаяние.

«Что принесла? А. Награду. Мы им обещали денег».

Мошка всухомятку проглотила пирог, потом поводила ванной вправо-влево, будто качая головой. Лицо повитухи исчезло из виду. Снова зашуршала одежда. Женщина села на пол. Повисла тишина, как в морге.

У Мошки скрутило живот. Прыгушам нечем заплатить десятину Ключникам в ночь святого Пустобреха.

— Я предупреждал, она вернется без денег, — с унылым самодовольством пробурчал муж повитухи. — И снова попросит помощи. Ворвется в дом, говорил я, и этот ее гусь будет жрать нашу мебель.