Лучший способ начать водить эту суку за нос — дать ему проникнуться ко мне доверием. Тогда он попался. А я знаю, что почем. Это не из-за денег, а из-за предательства. Так что я плавно подъезжаю к интересующей меня теме, когда он уже готов после очередного пива.

— Бегби считает, что ты был героем того ограбления в Лейте. — Конечно, все это — откровенное вранье. Тем более что Бегби ублюдок и его мнение мало кого волнует.

И Рентой это знает. Он не так глуп на самом деле. В том и проблема, что этот рыжий Иуда может быть кем угодно, но только не идиотом. В его глазах мелькают циничные искорки, и я понимаю, что он мне не верит.

— Что-то я сомневаюсь, — говорит он. — У Бегби много Малахольных приятелей. Эти мальчики порвут любого — просто по приколу. А я дал им повод.

Слишком близко к правде, воришка. Интересно, а как бы отреагировал большой Лексо Сеттерингтон, бывший «партнер» Бегби, который живет сейчас в отеле в полумиле отсюда, если бы он узнал, что Рент сейчас в городе. Да, он поливал грязью Бегби, но это еще ничего не значит для таких уебков, как эти двое. Наверняка сразу бы ломанулся звонить своему драгоценному Франко, и тот примчался бы первым рейсом. Ага, он бы секунды не утерпел — сразу бросился бы звонить Бегби, мол, вот тебе адресок Рентона.

Искушение велико, но нет. Я хочу сам донести эту хорошую новость до мира. У Рентона здесь клуб, квартира, подружка. Вряд ли он куда-то сорвется, тем более если здесь он чувствует себя в безопасности.

— Ну, может быть, — говорю я угрюмо и, сменив тон, добавляю: — Но тебе надо съездить в Эдинбург, повидаться с ребятами, — говорю я, и это при том, что я сам едва ли виделся с кем-то из наших — из бывших наших, — с тех пор, как вернулся.

Рентой пожимает плечами.

— Да был я там несколько раз. По-тихому, конечно.

— Йопть, а я и не знал… — Меня действительно бесит, что я ничего не знал, пока этот ублюдок спокойно мотался туда-сюда.

Рыжая сволочь громко ржет.

— Я думал, что ты вряд ли захочешь меня увидеть.

— Да нет же, я был бы безумно рад тебя видеть, — говорю я.

— Ну, именно это я и имел в виду, — говорит он, потом добавляет, с надеждой распахнув глаза: — Я слышал, Бегби все еще сидит.

— Ага. Ему еще несколько лет осталось, — изворачиваюсь я, стараясь говорить ровным голосом. Вроде как у меня получилось.

— Ну, тогда можно и съездить, — улыбается Рентой. — В Эдинбург, в смысле.

Класс. Похоже, этот пиздюк купился. Я начинаю собой гордиться.

Позже я звоню Терри и предлагаю им с Рэбом встретиться с нами. Я подумал, что Рентой может оказаться полезным со своими музыкальными и вообще амстердамскими контактами. Я говорю ему о нашей задумке, и он, похоже, заинтересовался. Так что мы встречаемся в джаз-кафе «Хилл-Стрит» на Вармоэ-страат, мы — это я, Рэб, Терри, Билли и Рент, сидим, пьем пиво, курим и болтаем. Терри и Билли смутно помнят Рентона по прежним временам, девки, диско, футбол, хуйня всякая. Терри то и дело поглядывает на него, как будто не совсем уверен. Вот ведь как: ни один уебок не доверяет мошеннику, который думает только о своей выгоде, и, черт подери, твердо уверен, что получит свое.

Рэб Биррел, который решил пропустить поездку в Утрехт, благоразумно объяснив это тем, что сломанный нос и синяки под глазами будут плохо смотреться на свадебных фотографиях, что-то нам впаривает. Мы с Терри считаем, что Рэб — большая зануда, но он много знает, этот Биррел, так что его занудство все же терпимо. А сейчас он делает предложение, которое нам с Терри кажется сомнительным.

— Я так и не понял, почему фильм нужно снимать именно ТУТ, — говорит Терри Рэбу.

Рэб смотрит на меня, такой весь из себя серьезный.

— Ты про полицию не забывай. Такие фильмы… — он колеблется, и улыбается, когда Терри морщит губы и потирает запястья, — …ну, в общем, Терри, такие фильмы, как тот, что мы пытаемся снять, запрещены АРГТ.

— Ну хар-рашо, мистер вумный студент, — говорит Терри, — а просвети-ка нас, темных, что такое АРП.

Рэб кашляет и смотри на Билли, потом на Рента, как будто ища поддержки.

— Это Акт о распространении порнографии, закон, который регулирует производство и распространение порнопродукции.

Рентой молчит с загадочным выражением на лице. Рентой. Кто он такой? Что он такое? Предатель, стукач, сука, подлец, себялюбивый эгоист — он воплощает в себе все, что нужно рабочему классу, чтобы успешно интегрироваться в капитализм. И я ему даже завидую. Я, блядь, в самом деле завидую этому ублюдку, потому что он пальцем не пошевелит ни для кого, кроме себя, любимого. Я пытаюсь быть таким же, как он, но огонь — дикий, страстный итальянско-шотландский огонь — горит во мне слишком ярко. Я наблюдаю за ним: вот он сидит и смотрит на все будто из зрительного зала — и я чувствую, как мои руки сжимают подлокотники кресла, так что костяшки пальцев белеют.

— В общем, у нас могут быть крупные неприятности с полицией, — нервно заключает Рэб.

Я смотрю на него и бодро качаю головой.

— Есть много фишек, чтобы обвести полицию вокруг паяьца. Ты не забывай: копы — это всего лишь недоразвитые долдопы.

Рэб явно сомневается. Тут вмешивается Рентой.

— Псих… э-э… то есть Саймон. Люди становятся преступниками, потому что они растут в криминальной среде. Большинство копов начинают как противники преступников, но так как через свою работу они тесно соприкасаются с преступным миром, они волей-неволей проникаются этой средой. Сейчас самое лучшее место для всяких ублюдков — как раз в полиции.

Биррела, похоже, это прикалывает. У него такой вид, будто он вдруг обрел родственную душу. Да, Терри прав насчет этого ублюдка. Он — тот еще пиздобол, и если ему позволить, он может часами болтать о том, живут ли кролики на Луне. Так что я вступаю в беседу, чтобы опередить Биррела и Рента, а то они как заладят — их потом не остановишь:

— Ладно, хватит уже пиздеть. Полицию я беру на себя. Все будет путем. Тут на днях все должно решиться. Я сейчас как бы там вентилирую все вопросы.

Я выхожу из бара и пытаюсь поймать сигнал на зеленой мобиле. Она по идее должна работать в Европе, но хрена с два она тут работает. Я чуть не выкидываю эту хрень в канал, но все-таки убираю ее в карман, иду в ближайший табачный магазин, покупаю телефонную карту и звоню домой из автомата. Я чувствую сладкую дрожь, сексуальное напряжение накатывает без причины, и я звоню в «Интерфлору» и посылаю Никки дюжину красных роз и еще дюжину красных роз — для ее соседки Лорен, еще больше возбуждаясь при мысли о том, как она на это отреагирует.

— Записки не будет, — говорю я женщине на линии. Потом я звоню в полицейский участок Лейта.

— Здравствуйте. Меня зовут Саймон Уильямсон. Я владелец «Порта радости». Я хотел бы узнать результаты экспертизы конфискованных пилюль, — говорю я, доставая из кармана листок бумаги, который мне дал коп Шашлык. — Мой идентификационный номер ноль семь шесть два…