— Воровство, синьор Ла Капра, — сказал Брунетти и повторил: — Воровство.

Синьор Ла Капра тут же изобразил вежливое внимание.

— Да, комиссар?

Брунетти улыбнулся самой дружеской улыбкой.

— Я пришел поговорить с вами о городе, синьор Ла Капра, потому что вы новый его житель, и о некоторых опасностях, которые подстерегают его обитателей.

— Это очень мило с вашей стороны, Dottore, — парировал Ла Капра, отвечая улыбкой на улыбку. — Но, извините, мы же не можем стоять тут как две статуи. Могу я предложить вам кофе? Вы обедали или, может, нет?

— Да, я обедал. Но кофе выпил бы с удовольствием.

— А, ну тогда пройдемте со мной. Мы спустимся в мой кабинет, и нам принесут.

Говоря это, он вывел Брунетти из комнаты, и они спустились по лестнице. На втором этаже он открыл дверь и вежливо отступил, пропуская Брунетти вперед. Вдоль двух стен стояли стеллажи с книгами, третья была увешана картинами, покрытыми патиной — и от этого только дороже смотревшимися. Три окна до потолка выходили на Большой Канал, по которому то и дело проплывали катера и гондолы. Ла Капра показал Брунетти на атласный диван, а сам пошел к длинному дубовому столу, где, взяв трубку, нажал кнопку и попросил, чтобы в кабинет принесли кофе.

Он снова прошел через комнату и сел напротив Брунетти, позаботившись сначала слегка поддернуть брюки над коленями, чтобы они не вытянулись.

— Как разумно, что вы пришли поговорить со мной, Dottore Брунетти. Я, несомненно, поблагодарю Dottore Патту, когда увижу его.

— Вы друг вице-квестора? — спросил Брунетти.

Ла Капра воздел руки в самоуничижительном жесте, отметая возможность такого счастья.

— Нет, не имею чести. Но мы оба члены Lions' Club,[38]так что у нас есть возможность встретиться в обществе. — Он подождал секунду и добавил: — И я непременно поблагодарю его за вашу заботу.

Брунетти кивнул в знак признательности, зная, как оценит Патта эту заботу.

— Но скажите мне, Dottore Брунетти, о чем вы хотели меня предупредить?

— Да ни о чем определенном, синьор Ла Капра. Просто я хотел дать вам понять, что облик города обманчив.

— Да?

— Кажется, что у нас спокойный город, — начал Брунетти и прервался, чтобы спросить: — Вы знаете, что здесь лишь семьдесят тысяч жителей?

Ла Капра кивнул.

— Итак, может показаться, на первый взгляд, что это сонный провинциальный городок, и улицы здесь безопасны. — Тут Брунетти поспешил добавить: — И они действительно безопасны, людям ничего не угрожает в любое время дня и ночи. — Он сделал паузу и потом добавил, как будто его только что осенило: — И в их домах им, в общем-то, тоже ничего не угрожает.

— Позвольте вас перебить, комиссар. Это одна из причин, по которой я решил сюда переехать, — чтобы наслаждаться этой безопасностью, этим спокойствием, которое, кажется, сохранилось только в этом городе…

— А вы из?.. — спросил Брунетти, хотя вылезающий акцент, как бы ни старался подавить его Ла Капра, не оставлял сомнений.

— Из Палермо, — ответствовал Ла Капра.

Брунетти помолчал, как бы переваривая услышанное, и продолжил:

— Однако еще есть, и как раз об этом я и пришел поговорить с вами, есть риск кражи. В городе много состоятельных людей, и некоторые из них, введенные в заблуждение кажущимся спокойствием города, не столь осторожны, как следовало бы, в отношении безопасности своих домов. — Он поглядел вокруг и сопроводил взгляд грациозным движением руки. — Я вижу, у вас тут много красивых вещей. — Синьор Ла Капра улыбнулся, но быстро склонил голову со скромным видом. — Я только надеюсь, что вы достаточно предусмотрительны, чтобы обеспечить им наилучшую защиту, — заключил Брунетти.

Сзади открылась дверь, и тот же самый молодой человек вошел в комнату, неся поднос с двумя чашками кофе и серебряной сахарницей на трех изящных когтистых лапках. Он молча встал около Брунетти, ожидая, пока тот возьмет чашку и положит туда две ложечки сахару. Он повторил процесс с синьором Ла Капра и молча покинул комнату, унеся поднос.

Помешивая свой кофе, Брунетти заметил на нем тонкий слой пены, которая получается только от стандартного электрического автомата-эспрессо: в кухне синьора Ла Капры явно не было кофейника «Мока-эспрессо», который бы в спешке ставили на заднюю конфорку.

— Очень разумно, что вы пришли мне рассказать об этом, комиссар. Я боюсь, что многие из нас и правда рассматривают Венецию как мирный оазис в обществе растущей преступности. — Тут синьор Ла Капра покачал головой. — Но я уверяю вас, что принял все меры предосторожности, чтобы моя собственность пребывала в безопасности.

— Рад узнать об этом, синьор Ла Капра, — сказал Брунетти, ставя свою чашку с блюдечком на маленький столик с мраморной столешницей, стоявший рядом с диваном. — Я уверен, что вы все предусмотрели для прекрасных произведений, которые у вас тут есть. В конце концов, я уверен, что вам стоило большого труда приобрести некоторые из них.

На сей раз улыбка Ла Капры, когда все же появилась, была кисловатенькой. Он допил свой кофе и нагнулся вперед, чтобы тоже поставить свои чашку и блюдце на столик. И ничего не сказал.

— Не сочтете вы меня слишком назойливым, если я поинтересуюсь, какую именно защиту вы организовали, синьор Ла Капра?

— Назойливым? — спросил Ла Капра, широко раскрывая глаза от удивления. — Как же это можно? Я уверен, что вами движет лишь беспокойство о жителях города. — Он немного помолчал и объяснил: — У меня есть сигнализация против взлома. Но что более важно, у меня круглосуточная охрана. Один из них всегда здесь. Я склонен больше доверять преданности своих служащих, чем любому механическому приспособлению, которое могу купить. — Тут синьор Ла Капра добавил тепла в свою улыбку. — Может быть, это делает меня старомодным, но я верю в эти ценности — верность и честь.

— Несомненно, — просто сказал Брунетти, но улыбнулся, чтобы показать, что он понял. — А вы позволяете посетителям взглянуть на другие предметы из вашей коллекции? Если судить по этому, — сказал Брунетти, обводя рукой всю комнату, — она должна быть очень внушительной.

— Ах, комиссар, я сожалею, — сказал Ла Капра, слегка качнув головой, — но боюсь, что прямо сейчас это невозможно.

— Неужели? — вежливо вопросил Брунетти.

— Видите ли, помещение, где я планирую разместить их, еще не удовлетворяет меня. Освещение, паркет, даже потолочные панели — ничто мне не нравится, поэтому мне было бы неловко, да, именно неловко, проводить туда кого-нибудь. Но я буду счастлив пригласить вас на осмотр коллекции, когда комната будет окончательно отделана и станет… — он замолчал, ища подходящее завершающее слово, и наконец нашел: — Презентабельной.