Тем временем занявшие Нарву стрельцы и дети боярские начали осваиваться в городе. Пожары мало-помалу были потушены – как писал ливонский хронист Ниенштедт, «чтобы тем легче можно было овладеть замком, который хотя с наружной стороны и был довольно сильно укреплен, но со стороны к городу был не так хорошо защищен» (вот и выходит, что авангард Кетлера, подойдя к Нарве, убедился в том, что пожара нет, ну а раз так, то и причин для беспокойства нет, и, поскольку береженого Бог бережет, повернул назад с известием, что все в порядке), взятые с боем неприятельские пушки русские пушкари и стрельцы Тетерина и Кашкарова развернули против Выш города и присоединили их «голоса» к «хору» ивангородской артиллерии. Тогда же один из ивангородских воевод, П.П. Заболоцкий, слывший немецким «доброхотом», обратился к «немцам» с предложением сложить оружие. Он пообещал тем, кто не желает быть подданным русского государя, отпустить восвояси со всеми «животами» и семьями, тем же, кто решит остаться, – компенсировать ущерб, отстроить дома и пр. Ответом на его предложение, согласно сообщению пережившего штурм и короткую осаду Нарвы гауптмана рижских кнехтов Вольфа фон Зингегофа, стали слова «отдают только яблоки и ягоды, но никак не господские и княжеские дома»577.

Засевшие в цитадели остатки гарнизона Нарвы и успевшие перебраться под защиту ее стен и башен бюргеры надеялись на помощь воинства Кетлера, однако, как уже было показано выше, надежды их оказались тщетными – спасения с той стороны не было. Между тем канонада продолжалась – как писал русский летописец, русские «воеводы приступали до вечера со всех сторон и из наряду с Ыванягорода и из Ругодива из их же наряду стреляли по Вышегороду». Запасов в цитадели было всего ничего, боеприпасов оставалось всего на полчаса стрельбы. И когда вечером 11 мая к воротам Вышгорода снова подошел нарвский бюргер Бартольд Вестерманн, выступавший посредником в переговорах между русскими воеводами и запершимися в цитадели гарнизоном, и предложил капитулировать, на этот раз «прислали немцы бити челом, чтобы воеводы пожаловали их, князьца выпустили и с прибылными людми»578.

После кратких переговоров соглашение было достигнуто. И снова дадим слово летописцу – по его словам, царские «воеводы князьца и немец выпустили, а Вышегород и Ругодив Божиим милосердием и царя и великого князя государя нашего у Бога прошением и правдою его взяли, и с всем нарядом и с пушками и с пищальми и з животы с немецкыми (согласно Лебедевской летописи, в Нарве было взято «пушек болших и менших 230», ливонский хронист Реннер же, напротив, уполовинивает эту цифру, сообщая, что в руки русских попало 3 falkunen и 2 falkeneten из Риги и собственно нарвских 3 falkunen, 28 kleine stоcke, 3 quarter slangen, 42 dobbeide haken и 36 teelnaken, итого 117 пушек и всяких haken-гаковниц. Правда, русский летописец делает оговорку «и с пищалми», то есть можно предположить, что в 230 записаны были не только артиллерийские орудия всех калибров, но и ручное огнестрельное оружие. – В. П.); а черные люди добили все челом и правду государю дали, что им быти в холопех у царя и у великого князя и у его детей вовеки»579.

Итак, утром 12 мая 1558 г. русские войска заняли всю Нарву целиком. В Москву немедля были отправлены сеунщики с радостной вестью, получив которую Иван Грозный «к воеводам и ко всем детям боярьскым послал со своим жалованием»580. Надо полагать, что Тимофей Тетерин, стрельцы которого сыграли отнюдь не последнюю роль в нарвском «взятьи» и имя которого в очередной раз было озвучено в победной реляции воевод, и на этот раз не остался без царской награды. И выходит, что молодой, не достигший еще 30-летнего возраста сын боярский меньше чем за 10 лет сделал блестящую для человека своего происхождения и статуса карьеру и был на хорошем счету у государя. И это было только начало, поскольку война только началась, и возможностей отличиться снова и снова у бравого стрелецкого головы неизбежно должно было оказаться предостаточно.

Так и вышло, причем очень скоро, не прошло и нескольких недель после «нарвского взятья». Легкость, с которой царские воеводы овладели Нарвой, и явная неспособность ливонцев противостоять Москве, по мнению многих историков, способствовали резкой перемене намерений царя относительно Ливонии, которая, судя по всему, в глазах Ивана превратилась в «больного человека», и нужно было, не теряя времени, застолбить свою, и лучшую, долю в его наследстве. Как писал А.И. Филюшкин, со взятием Нарвы «перед Иваном Грозным открылись новые волнующие перспективы. Он осознал, что, захватив города, порты и крепости Ливонии, он получит гораздо больше, чем какую-то дань»581. Дальнейшая эскалация конфликта стала неизбежной – прибывшее вскоре после падения Нарвы в Москву новое ливонское посольство, по словам летописца, встретило неласковый прием. Привезенные им деньги Иваном приняты не были, послам было ответствовано, как уже было сказано выше, что их словам веры нет, пускай теперь сам магистр и рижский архиепископ бьют государю челом, вымаливая прощение, государь же за их «неисправление» велел своим воеводам «над ыными городы промышляти, толко им бог поможет», почему дальнейшие переговоры не имеют смысла. «Безделные послы», понурив головы, ни с чем поехали назад, и Б. Рюссов, подытоживая результаты всех этих поездок, с горечью писал, что теперь «ливонцы начали жалеть, что так долго промедлили с деньгами. Но тогда уже нечего было делать»582.

Тем временем Иван IV, стремясь ковать железо, пока оно горячо, «для большово дела» отрядил «к Сыренску (Нейшлоссу. – В. П.) и к иным городом немецким» свою рать во главе с одним из своих лучших полководцев псковским воеводой князем П.И. Шуйским. Судя по всему, роспись полков готовилась в спешке, экспромтом, потому вой ско собиралось постепенно и в бой вступало также постепенно, по частям. Первым в «большое дело» ввязались посланные из Нарвы на Сыренск Д.Ф. Адашев и П.П. Заболоцкий. В состав их «полка» вошел со своими людьми и Т. Тетерин (его прибор, надо полагать, составил ядро гарнизона теперь уже русского Ругодива. Кстати, стоит обратить внимание, что Тетерин снова действует в одной команде с Д. Адашевым!). Выслав вперед конные сотни новгородских детей боярских и «князеи казанских Кострова и Бурнаша с товарыщи», которым приказал «дороги от Колывани и от Риги позасечи для маистрова приходу», сам Адашев с главными силами двинулся непосредственно к Сыренску. Стрельцы же Тетерина вместе с нарвским «нарядом» под началом дьяка Шестака Воронина, опытного артиллерийского эксперта, на стругах на веслах и бечевой тем временем выгребали против течения Наровы.

3 июня немногочисленная рать Адашева (судя по летописным сведениям, за исключением отосланных на Колыванскую и Рижскую дорогу людей, кроме стрельцов Тетерина, а их вряд ли было больше двух сотен, под рукой у Адашева было три сотенных головы и, следовательно, порядка 500–600 детей боярских и их послужильцев) появилась под стенами Нейшлосса и приступила к осадным работам – по словам летописца, русские «наряд ис судов выняли и туры поставили». 5 июня осадные работы в целом были завершены, «туры круг города изставили и наряд по всем туром розставили, а стрелцов с пищалми пред турами в закопех поставили. И учали по городу стреляти изо всего наряду ис пищалеи по воином»583. В этот же день из Новгорода к осаждающим на помощь пришел воевода князь Ф.И. Троекуров «с немногими людми» (кстати, Реннер, описывая осаду Нейшлосса, полагал, что русских было аж 15 тысяч – то ли у страха были глаза велики, то ли ливонский хронист полагал, что московиты, как и полагается истинным варварам, побеждают только числом, а потому и завысил безбожно численность русской рати – бог весть).