Южный проход привёл кандоши к смерти. Не будет спасательной операции. Никто не узнает, где застряли путники. Аня и сама не знала, куда их завела экспедиция Скоробогатова, не сумела бы даже приблизительно указать на карте положение обустроенного ими бивака. Не сможет этого сделать и Екатерина Васильевна. Ведь она не догадывалась, как именно решается головоломка соляриев и какая из семи вершин указывает верное направление, а проследить за группой Скоробогатова Марден никогда бы не решился – боялся заходить дальше луговины с истуканами. Он обещал ждать ровно месяц. До рубежного дня осталось меньше двух недель.

Когда в лесу стих второй кандоши, на биваке никто не произнёс ни слова. Говорить было не о чем. Усталость брала своё. Убаюканные привычным ночным гулом, все постепенно уснули.

Туземцы за девять дней ни разу не пересекли границу полуострова. Прячась в чащобе, они по-прежнему представлялись уродливо безголовыми, а те из них, кто стоял на утёсе, пугали воинственной статью, вогнутыми в коленях ногами и разнообразным оружием: от дротиков и копий до луков и трёхметровых духовых трубок. Ни Максим, ни Покачалов не могли объяснить их поведение. Что мешало теням проскочить реку и разом убить беглецов? Собственно, идти не надо – достаточно отправить град стрел и подчистую снести беззащитную, вооружённую последним винчестером экспедиционную группу. Но тени молчали. Не реагировали на обращённые к ним вопросы – кандоши перед тем, как уйти по южному проходу, пытались с ними заговорить, – не нападали на беглецов, когда те объявлялись у реки, чтобы умыться или наполнить котелки, не шли на свет бивачного костра. Словно полуостров от них отделяла прозрачная, непроницаемая для их стрел и глаз пелена. Они просто ждали, когда путники умрут сами или в поисках смерти перейдут на их сторону реки.

Поначалу Максим запрещал Шмелёвым приближаться к воде, но в последние дни не возражал, если Аня спускалась с обрыва на прибрежные валуны. Тени редко выставлялись напоказ, чаще укрывались за зелёными клубами джунглей, мельком выдавали себя движением в ветвях высоких деревьев или за кустами, однако некоторых туземцев Ане удалось разглядеть в деталях. Это были мужчины среднего роста, с бронзовым отливом кожи, кажется, покрытой лёгким слоем краски из семян ачиоте, и полностью обнажённые, если не считать нагрудной маски и тоненькой бромелиевой верёвки на талии. Ниже – никакого саронга или другой одежды. Туземцы лишь перетягивали крайнюю плоть пучком травы, обкручивали её сложенным в несколько раз зелёным листом и навытяжку подвязывали к поясной верёвке.

Короткие волосы на лбу они подрезáли ровной горизонтальной линией, а длинные волосы сзади перехватывали лубяными лентами. Лицо и голову начерно вымазывали соком плодов генипы. Выслеживая экспедицию Скоробогатова и оставаясь «безголовыми», тени пренебрегали украшениями. Теперь же, поставленные в караул, позволили себе пропустить через носовой хрящ чёрно-белые иглы дикобраза и воткнуть в хрящи и мочки ушей тёмные перья тукана. Кроме того, Аня заметила несколько теней с подвесками из высушенных тыковок – вроде тех, что носила прибившаяся к экспедиции старая туземка. Её связь с тенями не вызывала сомнений, но среди туземцев эту женщину, как и любых других женщин, Аня не подмечала.

В Трухильо, допрашивая Исабель, Максим не придал значения её словам, признал их лепетом безумца. Сейчас они звучали иначе. Аня искала в них намёк на возможное спасение. Представляя, что говорит с Шустовым-старшим, Исабель твердила: «Шла вперёд, а потом всё изменилось. Я только молилась. Тени всегда были рядом. Они меня видели, но не тронули». Почему тени не тронули жену Дельгадо? И как понять её другие слова: «Гаспар ушёл. Он смог со мной проститься, смог меня забыть. Значит, и я смогу. Ты был прав. Там наш настоящий дом. И теперь я готова, я смогу войти». О каком доме говорила Исабель?

– Почему не «забыл», а именно «смог забыть»? – терзался Максим по вечерам на биваке. – Исабель будто даже гордилась, что её муж «смог с ней проститься». Безумие. Что она ещё говорила?

– Говорила, что видит какие-то двери, что, несмотря на боль, во сне входит в них и…

– …так возвращается в настоящий дом. Чудесно. Гаспар силился забыть жену, но взял её с собой в экспедицию. И отец силился забыть маму, но оставил за собой тропинку из хлебных крошек и замысловатых стихотворений.

Аня, кивнув, тихо произнесла строки из оставленного Сергеем Владимировичем Китса:

– Ну, отец добился своего. Ушёл в Ничто.

Едва ли Сергей Владимирович добрался до полуострова. Его следов Максим тут пока не обнаружил. Шустов-старший, Дельгадо, их второй проводник и оба носильщика действительно погибли на подступе к истуканам. Не сказать, что Скоробогатов продвинулся существенно дальше. О судьбе других членов его экспедиции Аня ничего не знала. На полуострове больше никто не появлялся. Ни Артуро, ни Егоров, ни Сальников… Последними на глазах беглецов погибли Шахбан и Катип. Тело юного агуаруна устрашающим предостережением лежало на гальке, придавленное металлическими ящиками.

Аня жалела Катипа. Мальчик не был похож на своих грубых родителей, Титуса и Сакеят. Слишком любознательный, приветливый. Его имя означало «мышь», и по законам агуаруна в течение года никто из соплеменников Катипа не мог произносить это слово вслух. Узнав о смерти мальчика, они бы взамен выбрали другое, временное слово. Вот только известие о случившемся не дойдёт до его поселения. Джунгли умели проглатывать человека целиком. Хорошо, что Катип умер быстро, почти без боли. Шахбан умирал иначе.

Когда Максим бросился на него с камнем в руке, путь ему преградила Лиза. Казалось, Максим потерял контроль, не пожалеет и дочь Скоробогатова. Аня с ужасом смотрела ему вслед, понимала, что достаточно одного удара, одного движения, чтобы Максим разом разрушил всё, что его с Аней связывало. Не верила, что злость возьмёт над ним верх. И не ошиблась. Максим остановился. Они с Лизой долго смотрели друг на друга, прежде чем Максим бросил камень себе в ноги и, не сказав ни слова, отвернулся.

Первую ночь провели порознь: Аня, Дима, Максим, Покачалов и Лиза, Шахбан, Скоробогатов. Двое кандоши в равной степени помогли обустроиться и первым, и вторым. На следующий день Максим сам предложил объединиться. Сказал, что вместе у них больше шансов выжить, а судить друг друга они будут позже, когда выберутся из джунглей.

Шахбан умирал четыре дня. Настигнутый стрелами, не оправился от ран. Под конец впал в забытьё, метался на сплетённой из ветвей подстилке. Когда на третий день ушли кандоши, Лизе пришлось ухаживать за ним в одиночку. Максим отказался от мести, но помогать Шахбану не собирался. Сказал, что не принесёт ему воды, не станет делиться с ним припасами и хоронить его не будет. Лиза всё сделала сама. Аня с грустью поглядывала, как дочь Скоробогатова меняет повязки Шахбану, обрабатывает загноившиеся раны и вынужденно ворочает его медвежье тело. Не выдержав, хотела ей помочь, но Лиза её сама остановила. Сказала, что Шахбан не заслужил Аниной заботы.