Между тем проходит минут двадцать, и сектор их отряда остается последним в Зале – все остальные уже сравнялись с полом.

Курсанты начинают переглядываться. Взглянув на куб Дирижеров, я понимаю: что-то пошло не так.

Это сектор Гектора – только он остался в перчатках. Сейчас он, сосредоточенно нахмурившись, раз за разом повторяет одну и ту же последовательность жестов, и с каждым новым повторением растерянность на его лице становится все более явной. Затем, неверяще покачав головой, он опускает руки.

– Эй, ты, неоцененный гений, – обращается он к Нестору, вновь поглощенному какими-то расчетами. – Ты связывал рендер-контроль с Залом – ты с ним и разбирайся. У меня потеря контакта.

– Сектор застрял? Ну, так задействуй фрагменты соседнего, как обычно, он вроде уже неактивен, – отвечает Нестор, не отрываясь от своего занятия.

– Ты не понял, – Гектор нервно улыбается, – зависла вся программа. Зал вообще не откликается, как бы я тут ни махал руками.

Нестор вздрагивает.

– Это невозможно. – Он смотрит на Гектора, явно не веря его словам. – Ты просто опять что-то делаешь не так.

– Сам попробуй, раз такой умный. – Гектор пожимает плечами, но я вижу, какое сильное волнение кроется за этим телодвижением.

Застегнув перчатки, Нестор пытается дирижировать, но и его постигает неудача. Даже когда к братьям присоединяется Виктор, даже вместе им не удается привести в движение ни единого фрагмента Зала. Спустя полчаса сектор Гектора продолжает стоять на своем месте.

Курсанты разошлись по всему Залу, многие уже сидят на полу. Почему нас до сих пор не отпускают? Я возвращаюсь взглядом к кубу Дирижеров. Близнецы что-то негромко обсуждают. Они говорят слишком быстро, так что прочитать по губам даже отдельные слова почти не удается. Гектор в отчаянии, Нестор и Виктор держатся довольно спокойно, но я вижу, что они тоже уже начинают поддаваться панике. Проследив за направлением движений их рук, я понимаю, о чем они могут говорить, и картинка складывается.

Они указывают на дверь. Выходит, пока Большой зал не откликается, мы заперты здесь.

От этой мысли по спине бежит холодок, и я невольно поеживаюсь. Зал сразу же перестает казаться просторным, словно уменьшаясь в размерах. Как долго мы еще пробудем здесь?

Два последовательных гудка сирен, возвещающих отключение электричества, звучат оглушающе. Мгновение тишины – и Зал заполняется шумом. Курсанты вскакивают на ноги, перебрасываются взволнованными возгласами…

– Аккумуляторы сели. Зал начал жрать энергию генераторов напрямую, – слышу я рядом испуганный голос Паулы. – Что происходит?!

Близнецы выходят из куба Дирижеров; Гектор, повернувшись к нам, хочет что-то сказать и застывает с открытым ртом. Сектор начинает меняться без Дирижера. Стены, начиная с внешних, опускаются в пол одна за другой, делая ровным пространство все ближе к центру сектора. Наконец последние стены опускаются вниз, пол выравнивается, и двери Зала с щелчком открываются, но никто не смотрит в их сторону.

В наступившей мертвой тишине я слышу всхлипы. В самом центре сектора, скрючившись, лежит курсант, которого трясет крупной дрожью. Когда свет касается его лица, он вскрикивает, пытаясь заслониться окровавленной ладонью.

Но я успеваю увидеть лицо, залитое слезами.

Это Закар.

Завтрак проходит в мрачном молчании. Я совсем не чувствую вкуса еды. Тихо не только за нашим столом, но и во всей столовой – обычно здесь шумно и оживленно, но сегодня все иначе.

Мысли вновь и вновь возвращаются ко вчерашним событиям в Большом зале. Мы так и не поняли, что произошло. Закар же не произнес ни единого слова – только хрипел, страшно, с надрывом… Расцарапанное лицо, полубезумный взгляд, содранные в кровь пальцы – детали так живо встают перед глазами, что я крепко зажмуриваюсь, пытаясь прогнать пугающее воспоминание.

Не знаю, что произошло с Закаром на полосе препятствий, но эти полтора часа сломали его.

– Вы тоже это заметили? – нерешительно спрашивает Паула, когда мы возвращаемся в казарму. – Когда мы шли сюда… Другие отряды сторонятся нас.

– Поздновато ты обратила на это внимание, – с усмешкой замечает Юн. – Нас обходят стороной уже несколько недель.

– Сейчас все по-другому. Они напуганы, Юн. – Голос Паулы становится непривычно тихим. – Они смотрят так, как если бы… Будто они думают, что произошедшее с Закаром – наших рук дело.

– И правильно думают. – На пороге общей комнаты появляется Берт, бледный, весь всклокоченный. Только сейчас я понимаю, что за своими размышлениями упустила из виду его отсутствие в столовой. – Это сделал я, – говорит он безжизненным голосом.

– Но зачем? – вырывается у Альмы.

Берт смотрит на нее пустыми, ничего не выражающими глазами.

– Я выполнил свое обещание. Теперь нас всех оставят в покое, весь отряд, раз и навсегда.

Я замираю, вспомнив разговор с мальчиком тем вечером, когда он подвергся нападению. Почему я тогда не прислушалась к его словам, не стала воспринимать их всерьез? Я бы могла остановить его, переубедить… если бы поверила ему, как он просил.

– И что теперь будет? – Альма, кажется, готова заплакать от отчаяния. – Что теперь будет с тобой, Берт?! Что ты наделал? Справедливость узнает…

– Справедливость знает. – Берт опускает голову. – Я… все им рассказал. Они сказали, что я уже достаточно наказан.

Развернувшись, мальчик бредет в мужскую часть казармы. Как только дверь за ним закрывается, Альма вскакивает с дивана, намереваясь пойти за ним, но Юн останавливает ее:

– Тише.

– Я не могу оставить его в таком состоянии, – Альма умоляюще смотрит на Юна, – я же обещала присмотреть за ним, и я не…

– Вряд ли ты сейчас можешь кого-то успокоить, – качает головой Юн. – Пусть идет она, – кивает он на меня.

Зайдя в мужскую часть казармы, я вижу Берта лежащим на кровати, он сжался в комочек, глядя перед собой невидящим взглядом. Мне становится страшно за него. Что же ты наделал, Берт?

– Эй. – Я сажусь рядом с ним и осторожно касаюсь его плеча. – Поговори со мной.

– Я должен был это сделать, – говорит Берт чуть слышно. – Чтобы защитить нас.

– Думаешь, мы бы себя не защитили?

Берт порывисто садится на кровати, в его взгляде вспыхивает огонь.

– Знаешь, что он мне сказал, когда сломал мой планшет? – говорит он нервно, лихорадочно. – Что в следующий раз, если кто-то из нашего отряда сделает что-то, что ему не понравится… В следующий раз под его ботинком окажется уже не планшет, а моя голова. Потом, Арника, он сказал: «Я пойду и одной рукой сверну шею твоему Смотрителю, и ты уже ничего не сможешь с этим поделать». Вот что он сказал, а потом добавил, что своими глупыми взломами я не смогу защитить ни себя, ни тебя, ни кого-либо другого… Мне пришлось сделать это!