брак с Ксантиппом, связав древнее имя с тем, кто был тогда подающим надежды молодым афинянином. Доверие и надежды обеих сторон, связанные с этим союзом, оправдались в полной мере. Имя Ксантиппа стояло в первом ряду самых известных людей в Афинах: как архонта, стратега и политика, создавшего Делосский союз.

Из тех, кого он знал, Эпикл собирался пригласить четверых или пятерых. В течение дня это число выросло сначала до тридцати, затем до шестидесяти, а потом и до двухсот. Он отправлял в поместье одного за другим посыльных с вопросом, можно ли пригласить еще одну или три дюжины гостей. В такие моменты он радовался лишь тому, что его нет рядом с Агаристой и он не слышит ее ответ. До него доходили лишь – в изложении тех же посыльных – только вежливые слова. День близился к вечеру, и на лицах гонцов все яснее проступало выражение изумления и даже священного ужаса, но число приглашенных только увеличивалось.

Половину домашних рабов отправили в город за едой и вином, результатом же стало дальнейшее распространение новостей посредством сплетен и хвастовства. Неожиданно для себя Эпикл сделался в этот день едва ли не самым популярным человеком в Афинах, поскольку все архонты и стратеги прошлых лет присылали своих представителей, пытаясь подкупом добиться приглашения. К закату он заплатил арендную плату на два года вперед и заметно пополнил личный запас вина с острова Тера, известного качеством виноградных лоз и плодородной вулканической почвой.

Когда сам Эпикл прибыл в поместье, оно уже было переполнено гостями и в вечернем эфире плыли звуки музыки. Такое нашествие навело его на мысль, что он, пожалуй, был слишком щедр с обещаниями. Что касается его самого, то он оказался в компании друзей, двоих из которых хотел познакомить с Периклом, а третий, которому он не мог отказать, сам попросил представить его сыну Ксантиппа.

Эпикла и его маленькую группу приняли со всей любезностью и направили по освещенной дорожке к избранному для пира месту. Поскольку ни одно помещение в доме не могло вместить всех гостей, Агариста раздобыла в огромном количестве дубовые и мраморные столы, а также скамьи, подушки и накидки, часть которых принесли из комнат. На сотнях блюд разложили мясо и хлеб, оливки, инжир, вареный и жареный фарш в свиных желудках. В дальнем конце поля под присмотром домашних слуг жарились над костровой ямой два кабана. Шум, смех и даже пляски рождали атмосферу праздника.

Глядя на все это сборище, Эпикл ощутил укол вины, но быстро успокоился, увидев множество довольных лиц. На смену лету пришла осень, но ветерок был мягкий, а небо ясное. Боги улыбнулись им или, возможно, хозяину поместья.

Вскоре их отыскали разносчики вина, пробиравшиеся сквозь толпу, как охотники, с чистыми чашами, которые держали между пальцами, словно цветы. Раздав чаши, они наполнили их вином и исчезли.

– Одна к трем, – заметил Эпикл, имея в виду, что красное вино разбавлено родниковой водой в таком соотношении.

Он уже успел сделать первый глоток, когда из толпы вышел Перикл.

Приветствовать гостей – обычный знак уважения со стороны хозяина, но Эпикл сразу же вырос в глазах трех его товарищей.

– Куриос, – с самым серьезным видом обратился он к Периклу, – хочу познакомить тебя с моими друзьями. Анаксагор из Ионии, гость нашего города, подавший, как я понимаю, заявление о получении гражданства.

Анаксагор низко поклонился. Высокий и худой, он напоминал задрапированный тканью столб.

– Добро пожаловать в мой дом, Анаксагор, – сказал Перикл. – Да пребудет на тебе благословение богов.

– Весьма вероятно, – ответил Анаксагор.

Перикл недоуменно моргнул, услышав столь странный ответ, но Эпикл уже подталкивал вперед другого.

– Зенон – еще один дикий лебедь. Он добрался к нам из Элеи, нашего города на западе Великой Греции.

Зенон был примерно ровесником Перикла, хотя и носил странное одеяние, собранное в большие складки и перехваченное поясом. Лицом он походил на грека, с торчащим носом и глазами слегка навыкате, как будто таращился на что-то. Пока Перикл говорил, Зенон оглядывался по сторонам с выражением восторга.

– Добро пожаловать в мой дом, Зенон, – сказал Перикл. – Я еще не бывал в новых городах на западе. Это близко к Риму?

Зенон перестал двигаться как птица и полностью сосредоточился на Перикле. Увиденное, казалось, вполне его удовлетворило, и он кивнул:

– Я жил немного южнее, в Неаполисе. Не знаю, слышал ли ты, куриос, что Рим прогнал своих царей и знать? Думаю, без нашего влияния не обошлось. Возможно, они видели, как мы свергли наших тиранов! Римляне дали начало республике, где люди сами избирают себе власть. Афины научили их многому, хотя, возможно, многому еще предстоит научиться.

Он похлопал Перикла по руке и поднял уже пустую чашу, показывая, чтобы ему налили еще.

Последний из троих был в некотором смысле наименее странным. Даже на фоне таких чудаков, как Анаксагор и Зенон, не заметить его было невозможно. С первого взгляда Перикл понял, что перед ним афинянин, равный ему по положению. В пользу этого говорило все: подстриженная борода, редеющие волнистые волосы, намасленная кожа и скромная серебряная застежка, скрепляющая хитон. От внимания Перикла не укрылось значение порядка, в котором трое гостей были представлены ему. Явно гордясь знакомством с парой чужеземцев, Эпикл именно афинянина приберег напоследок.

Перикл был моложе. В своем поместье он мог бы настоять на том, чтобы гость поклонился первым. Однако, уловив идущие от Эпикла сигналы, он низко поклонился более старшему, выражая ему свое почтение.

– Для меня большая честь представить тебе Эсхила, величайшего драматурга Афин, – сказал Эпикл.

– Ты слишком великодушен. Для меня честь познакомиться с сыном Ксантиппа, – ответил Эсхил. – Я знал твоего отца, Перикл. Я стоял с Ксантиппом при Марафоне, вместе с Эпиклом. Мы были уверены, что не вернемся домой. Я помню это так хорошо, как будто все было вчера! Твой отец, конечно, рассказывал? Возможно, он видел, как умер мой брат. Мне так и не удалось поговорить об этом с ним, но ты знал его лучше, чем я. Если у тебя есть время, я с удовольствием послушаю твои воспоминания.

Эпикл негромко откашлялся и сказал:

– Подожди, подожди. У Перикла есть свои обязанности сегодня. Уверен, ему нужно поприветствовать еще многих гостей.

Перикл бросил взгляд на старейшего друга своего отца, человека, фактически воспитывавшего его в самые трудные годы юности. Он снова понял, что́ стоит за словами Эпикла, и горло его сжалось от невыразимого горя.

– Нет, – сказал Перикл, – я хочу поговорить о нем сейчас.

Да, у него были обязанности перед гостями, но о них могли позаботиться мать и Фетида.

– В доме есть свободные комнаты, – добавил он, подумав. – Там сейчас