миг что-то оглушительно лопнуло. В последнюю секунду Ася потянула дверь на себя.

Сверху испуганно взвизгнул женский голос. Что-то напоминающее град хлестнуло по двери и обожгло живот. Ася ввалилась спиной в коридор и села на пол. В ушах стоял звон.

* * *

Самарин, зевая, заполнял протокол нечитабельными каракулями. Ася пила кофе через соломинку, пряча от него дрожащие руки под кухонным столом, изредка поглаживая пластырь на животе. Осколок бутылки, в которую была помещена петарда, она достала сама. Попади он не в живот, а в глаз, было бы сложнее, но Ася старалась об этом не думать. Она смотрела, как весенняя слякоть течет с ботинок участкового на пол, и кусала трубочку.

– Ну, спрашивать, кого вы подозреваете в содеянном, думаю, излишне, – вздохнул наконец Самарин и посмотрел на нее так, словно она смертельно его утомила.

– Правильно думаете, – проговорила Ася, не поднимая глаз.

– Он как-то предупреждал об этом? – он показал ручкой на лежащий между ними телефон.

– Нет.

– А когда писал в последний раз?

– Два месяца назад.

– Точно?

– Мне не нужно это уточнять, Федор Михайлович. Когда тебя преследуют, ты автоматически запоминаешь такие вещи.

Самарин кивнул, поджав губы.

– Я проведу с ним беседу, – сказал он так, словно делал одолжение.

– Уверена, на него подействует.

– Послушайте, – раздраженно наклонился к ней Федор, – я делаю, что могу. Не я эту кашу заварил.

– И не я, – выплюнула Ася. Голос опасно завибрировал. Она почувствовала нарастающее желание выбить из-под участкового табурет и вытереть натекшую мутно-коричневую лужу вечно недовольной мордой, на которой читалось, что Федор не согласен. Нет, он был уверен, что именно Ася заварила эту кашу, и если раньше страдала только она, то теперь еще и другие. Она повела себя неправильно, и потому у хорошего мальчика с положительной характеристикой поехала крыша. Она перебирает женихов, отнимая у Федора драгоценное время.

– Я поговорю, – твердо сказал он, поднимаясь. – Буду держать вас…

– До свидания, – обрубила его Ася, воткнув острый взгляд ему в лицо. Порез ныл все сильнее.

Самарин закатил глаза и ушел, пачкая пол. Хлопнула побитая осколками дверь. Стук пульса в висках начал напоминать барабанный бой. Телефон квакнул, включив экран блокировки, и показал текст полученного сообщения с неизвестного номера: «Если ты это читаешь, значит, все еще жива J».

* * *

Утро началось с будильника и мыслей о вчерашнем происшествии. Ася окуклилась в одеяле, впуская в голову воспоминания, задающие хмурое настроение на весь день.

– Проведу беседу, – буркнула она, мысленно казнив участкового через повешенье. – Беседу, бл…

Она прекрасно знала, чем это закончится. Саша отыграет удивление и оскорбленную невинность, и Самарин уйдет с чувством выполненного долга. Как десятки раз до этого и еще сотни – после, если экс-кавалер не угробит ее раньше.

Ася села. К руке прицепился хвостик зеленой пряжи из шарфа, длина которого стремилась к бесконечности: вязание часто помогало заснуть. Она убрала клубок и спицы в сторону и заметила, что футболка красным пятном прилипла к животу.

Год назад заявление не приняли, потому что от нее пахло вином. Согнувшаяся над бумагой, с трудом державшая ручку, с синеющей шеей и почти выдавленным глазом, Ася пахла вином, выглядела развратно благодаря подаренному им на годовщину нижнему белью и не вызывала доверия. А словесный салат про ролевые игры и легкий БДСМ, приправленный мужской солидарностью и доверительным «ну женщины, вы же знаете» – вызывал.

Она поморщилась, аккуратно отлепляя засохшую корку. Втянула воздух сквозь зубы от боли и бросила это занятие.

Последующие заявления тоже ничего ей не дали, хотя алкоголем от Аси не пахло. Может, Самарина смущало, что она не плакала. Не нравилось ее синее пальто или рыжие волосы, то, как требовательно она смотрела на него, ожидая, когда он начнет делать свою работу. Не нравились ее регулярные визиты по ничтожному поводу. Ну, пишет какой-то дурачок гадости в Интернете, ну, хулиганит по мелочам. Любит же парень! Радоваться надо! Пусть приходит, когда убьют. А до тех пор она оставалась для Самарина пьяной бабой, закатившей истерику после пары невинных шлепков по заднице. Мягче быть надо, а не заявления строчить.

Ее передернуло. Есть не хотелось, как и во все предыдущие дни после Сашиного «возвращения», но нужно было встать и запихнуть в желудок хоть что-то. И переодеться.

Футболка оторвалась от кожи вместе с пластырем. Ася выругалась, сняла ее и швырнула в стиральную машину. Порез тут же наполнился кровью. Тяжелая капля поползла вниз и затекла в пупок. Смочив ватный диск перекисью, она провела по животу снизу вверх, вытирая липкую дорожку и бурые корки, прилипшие за ночь. Выбросила диск в унитаз, смочила новый и прижала к порезу. Чистым он как будто выглядел длиннее, чем ночью. Ей казалось, осколок оставил разрез около полутора сантиметров, а сейчас словно увеличился до двух. Впрочем, разве можно быть уверенной, когда прикидываешь на глаз?

Ася наклеила пластырь и надела толстовку. Разблокировав телефон, внесла номер, с которого пришло последнее сообщение, в черный список. Потянула плашку, проверяя уведомления. Кошке Сашке и еще пяти пользователям понравился ваш комментарий. У Авдеев Игорь сегодня день рождения, не забудьте его поздравить. Андрей Иванов и Max Surkov ожидают вашего ответа. С Андреем она дружила со школы, а у Макса отсутствовала аватарка. Покусав губу, Ася развернула сообщение.

Щеки вспыхнули, словно кто-то дал ей пару оплеух. На прикрепленном фото соблазнительно изгибалась полуобнаженная девушка на фоне плаката Nine Inch Nails. Она озорно улыбалась, закусив кончик языка, и сжимала ладонями грудь с бледной россыпью веснушек. У девушки были ее веснушки. Ее татуировки, ее белье винного цвета. Но отсутствовала верхняя часть головы.

«А мама знает?» – гласило сообщение под фотографией.

Асе показалось, что легкие сжались до размера грецкого ореха. Это же послание было продублировано в «Телеграме» и «Ватсапе» от таких же ноунеймов, но с другими фото. Впивающиеся в кожу гартеры, призывно раскинутые ноги, ягодицы и грудь, расчерченные на квадраты черной капроновой сеткой, замелькали перед глазами в мутной пелене.

Боль вонзилась в живот раскаленным лезвием, пробралась глубоко внутрь и заворочалась в кишках. Ася согнулась пополам, изо рта вырвался сдавленный хрип. Мысли заметались, наскакивая друг на друга. На несколько секунд она словно перенеслась во времени на год назад. Пол под ногами вздрогнул. Стены затряслись, будто по квартире ходил великан, начали сближаться, намереваясь ее раздавить. Эхом от них отразился звон бьющейся посуды. Ей пришлось опустить глаза вниз, чтобы убедиться, что кровавое пятно, расплывающееся на брюках, которое она чувствовала кожей, лишь плод ее воображения.

Ася задохнулась. Боль выжигала