Авторы, очевидно, не так согласны с тезисом необходимости присутствия «хоть какого-то отца». Их скепсис отражен красноречиво — единожды доверенный Диме малыш, по воле создательниц сериала, падает из-за невнимательности папаши с качелей, в результате чего оказывается в больнице с сотрясением мозга. Позже Дима совершает попытку похищения собственного ребенка с целью получения выкупа и расплаты с долгами. Но, потерпевший фиаско на всех фронтах, выгнанный и бывшей женой, и любовницей, Дима отправляется на поиск других женщин, чье желание воплощать конвенциональный сценарий жизни он сможет какое-то время использовать в корыстных целях.

Не найдя удовлетворения в отношениях с Димой, Аня стремительно ныряет в новый роман. Вот как она сообщает об этом своим подругам:

— Я познакомилась с прекрасным человеком. Он психотерапевт, у него огромная машина, кожаный салон, он подарил мне собаку.

Однако довольно быстро выясняется, что новый визави Ани, психотерапевт Григорий оказывается ничем не лучше предыдущего. Свою позицию «интеллектуала» он утверждает за счет унижения партнерши, произнося, например, следующий монолог:

Аня не уверена в себе настолько, что готова не замечать морального насилия, отправляемого Гришей, ожидая, что тот вот-вот «сделает ей предложение». То есть, по сути, ради обретения статуса женщины, которую выбрал мужчина, Аня не против того, чтобы унижения, которым ее подвергает бойфренд, приняли постоянную форму.

В то время как создательницы сериала последовательно развенчивают миф о «настоящем мужчине», с чьим появлением в жизни разрешаются все проблемы, их женские персонажи продолжают в него слепо верить. Это также заметно в обстоятельствах, созданных вокруг другого центрального героя — мужа Кати, и параллельно — многолетнего любовника Веры Родинки. Обе женщины не удовлетворены Жениным отстраненным присутствием и взывают к мифологизированному мужчине-герою, как мужской биологической данности:

— Ты боишься любых конфликтов. Ты привык прятаться за мою спину. Ты как не мужчина, — упрекает Женю жена.

Любовница вполне разделяет мнение своей соперницы, так рассказывая о своем возлюбленном:

— Это мышь серая. Это не Бэтмен. Он мне десять лет нервы трепет…

Однако обе женщины не намерены прекращать неудобные для них отношения, надеясь «настоящего мужчину» в Жене все-таки «пробудить». Исследовав показ «кризиса маскулинности», вероятно, можно сделать вывод о том, что герои и героини «Краткого курса» по-разному понимают реализацию стандарта мужественности. Если мужские персонажи убеждены, что их эмоционально недоступного присутствия или проявления грубости достаточно, чтобы соответствовать образу «настоящего мужчины», то женщины из сериала ожидают от своих партнеров разделения практической, эмоциональной и материальной заботы.

Таким образом, представляя на экране нормативных гендерных субъектов, помещенных в жанровые рамки романтического нарратива, авторы одновременно и воспроизводят существующий гендерный порядок, и обнаруживают протестный потенциал, заложенный в противоречиях дискурса «традиционных семейных ценностей». Как я уже отмечала ранее, условием любовного повествования является неразрешимый конфликт, мотивирующий героев устранять часто непреодолимые препятствия. Таким конфликтом в данном случае выступает идея традиционного гендерного разделения функций, а точнее, ее тот факт, что именно это разделение является проблемой для создания гармоничного союза.

Женщины, изображенные безальтернативно стремящимися к реализации посредством любовных отношений с мужчинами, по ходу сериала постоянно сталкиваются с непреодолимым препятствием — системным отказом мужчин от равноправного разделения ответственности за поддержание этих отношений. Так, парадокс, отраженный на экране, заключается в том, что счастье, которое из перспективы преобладающего мировоззрения видится возможным лишь в конвенциональном союзе, именно в такой форме отношений оказывается невозможным. Вскрывая противоречия текущей семейной идеологии, авторы, тем не менее, завершают фильм традиционным хеппи-эндом, изображая счастливые улыбки и поцелуи вновь образованных пар. Посылая финальное сообщение о том, что «любовь — волшебная сила, которая устраняет все проблемы», Германика и Козлова передают ответственность за разрешение системных противоречий в частные руки.

Говоря о глобальных процессах трансформации интимности, протекающих в постсоветском обществе на фоне консервативной мобилизации, создательницы фильма отправляют своих героинь искать новых партнеров, словно проблема состоит в частном несовпадении характеров, но не в самой системе ценностей, которая предлагает в качестве основы семейных союзов неразрешимый гендерный конфликт. В следующей главе речь пойдет о том, как в нынешней общественно-политической ситуации воплощается натурализированная двойная женская нагрузка. Точнее, я подниму вопрос о том, как выглядит забота о детях в социальных обстоятельствах, при которых стирается грань между понятиями «любви» и «работы».

В наши дни большинство женщин совмещают материнство и профессиональную занятость. Но текущая концепция материнствования, подразумевающая интенсивное погружение в заботу о детях, плохо согласуется с нарастающей соревновательностью на рынке труда. Героини моего исследования, воспитывающие детей, признавались, что напряжение между семейными и профессиональными обязанностями особенно велико в первые годы жизни ребенка, когда уход за ним/ней наиболее времяемок. Некоторые мамы, поделившиеся со мной своими историями, объясняли, что не желали надолго покидать рабочие места после появления детей, поскольку профессиональная реализация была для них настолько же важна, как и любовь к своим семьям. Другие женщины говорили, что просто не могли позволить себе находиться дома в течение всего срока отпуска по уходу за ребенком по финансовым причинам.

В условиях неолиберального поворота ответственность за детскую дошкольную социализацию постепенно передается семьям: время «декретных» отпусков увеличивается, в то время как количество яслей и детских садов сокращается. Эта динамика ставит работающих матерей перед непростым выбором — совмещать семейные обязанности с полным рабочим днем или соглашаться на менее оплачиваемые и менее престижные позиции, предполагающие более гибкий график. Параллельно обостряющемуся дефициту детских дошкольных учреждений, в связи с ростом числа работающих пенсионерок, сокращается помощь со стороны «института бабушек». В такой ситуации все большее количество семей вынуждено переадресовывать часть домашнего труда наемным специалисткам/ам. Это означает, что работа, ранее выполняемая матерями предположительно «из любви», имперсонализируется и коммерциализируется.