– А я узнал, – возразил ему Кушаков. – Вот что хотите со мной делайте, а я сразу его признал. Да, морда другая. Но ужимки те же остались. И глаза прежние. Трусливые глаза мерзкого гада! И он меня узнал. Узнал и испугался. Голову в плечи втянул, я тут его окончательно признал. Кинулся к нему, а он за деревья и утек. Только я уже понял, что он неладное замыслил. Мало ему показалось тех гнусностей, что он с Таней проделал, теперь он ее убить хотел.

– И вы взялись ее охранять?

– Стал я за ней присматривать, – согласился Кушаков. – А как иначе? Это же дочка моего друга! Если не я, то кто бы на ее защиту встал? И уже на другой день понял, что гад этот от своего не отступится. На этот раз он ее в проруби утопить пытался. В бане спрятался, а когда Танюша мимо баньки той прошла, он тоже вышел и за ней пошел. Ты, Танюша, к проруби, он за тобой. Толкнул и стоит, смотрит, пускаешь ты еще пузыри или уже под лед ушла. Хорошо, что я рядом был, в последний миг его спугнул, а тебя, Танюшка, выволок, бедняжка ты моя, на лед. Потом снова убежать мне пришлось, не хотел я, чтобы нас вместе видели. Рано мне показалось перед тобой являться. Прежде нужно было с муженьком твоим воскресшим разобраться.

При этих словах заскучавший было Боров снова повеселел и поднял голову. Определенно он надеялся, что сейчас услышит наконец что-то стоящее, кроме этих сентиментальных розовых соплей.

Но увы, его надеждам не суждено было сбыться.

– Так это вы меня все время спасали! – воскликнула Таня, с обожанием глядя на Кушакова. – А я думала, что Егор и Слава с Сашей просто скромничают и в своих подвигах признаваться не желают. А это оба раза были вы!

– Я, – признался Кушаков. – И это было самое меньшее, что я мог для тебя сделать.

– Да вы… Вы столько для меня сделали! Никто в целом свете для меня столько не делал!

При этих словах Тани, сказанных девушкой с такой искренностью и горячностью, помрачнел уже и Егор.

Но Тане с Кушаковым не было ни до кого дела. Они упивались своей долгожданной встречей, не желая думать ни о ком другом.

Кушаков продолжал рассказывать о том, что волновало его лично. Совсем не желая считаться с интересами бедного начальника отделения, который совсем приуныл.

– От собаки я тебя спас, из проруби вынул, но я понимал, что гад этот от тебя не отстанет. И решил, что пора этому положить конец. Было у меня письмо твоей бабушки, которое было мне вроде верительной грамоты. Ты бы его прочитала и сразу поняла, что я тебе первый друг и во всякой беде помощник.

– Значит, тот друг, о котором она говорит, это вы?

– Я! – подтвердил Кушаков. – А после прочтения письма ты и про своего мужа тоже много чего нового поняла, если до сих пор еще не скумекала.

– Значит, запиской в Подберезье – это вы меня вызвали?

– Я! В дверь сунул.

– А сковородку тоже вы у бабы Гали стянули?

– Какую еще сковородку? – растерялся Кушаков.

– С грибами!

– Сковородку уже не я! Зачем мне какие-то грибы, когда у меня дома знатный окорок теперь имеется?

– Точно?

– Точней не скажешь.

– А зачем вы меня в Подберезье вызвали? Да еще так поздно? И одну? Разве нельзя было прийти к бабе Гале и спокойно со мной обо всем поговорить?

– Я ведь рассчитывал, что Бухгалтер тоже за тобой следит. И когда ты в Подберезье приедешь, он свой шанс не упустит. Так и случилось. Он тебя у часовни поджидал. Еще и половины восьмого не было, а он уже приперся. Схватились мы с ним. Он меня сковородкой огрел, потом я его, потом он меня снова, так и кончилась наша драка. Он ушел, а я в сугробе остался.

– Недалеко он ушел. Кто-то его догнал и прикончил.

– Не знаю. Мне не до того было. Он меня хорошо сковородой этой приложил, до сих пор чувствительно. А уж тогда я и вовсе в сугроб свалился, и целый час там без сознания провалялся. Потом очухался, у часовни на ступеньках уже нет никого, ни Тани, ни Бухгалтера.

– Мы с ребятами решили, что встреча не состоится, и ушли по своим делам.

– Очнулся я в сугробе, настроение хуже не придумаешь, да еще у меня в голове такой гул стоит, словно там в набат бьют. На ноги встал, голова кружится, чуть не падаю, еле до дома дотащился. Мать говорит, сотрясение. Да я и сам знаю, что это оно.

На голове у Кушакова и впрямь имелась гематома, которую эксперты сочли вполне подходящей. Но и на голове у Бухгалтера такая гематома имелась. И кто кого из них сильнее припечатал, был еще вопрос.

И сколько Кушакова на этот счет ни пытали, он так ни в чем другом и не сознался.

Лишь бубнил одно и то же, словно заведенный:

– Дрались! Не убивал! Своими ногами от меня ушел!

Под конец даже Боров сдался и предложил сменить тему разговора:

– Лучше тогда расскажи нам, как тебе все-таки Бухгалтера к себе в гости в Подберезье заманить удалось?

– Не заманивал я его. Он сам приехал. За Таней!

– Не мог он знать, что Таня сюда поедет. Она и сама этого не знала.

– Это правда, – подтвердила девушка. – Только… Сдается мне, что тут случай вмешался. Или судьба, рок, назовите это, как хотите. Когда я у расписания автобусов на автовокзале стояла, мне и впрямь все равно было, куда ехать. А взгляд знакомое название выцепил. Подберезье! И откуда это название у меня в голове взялось, я тогда не знала. Это уж я теперь понимаю, что детские воспоминания всплыли. Рассказы дяди Вани о его родном Подберезье вспомнились. И такими они, эти воспоминания, были счастливыми, что очень мне в это самое Подберезье захотелось поехать. Оно как раз в маршруте отходящего автобуса значилось. Я билет до Подберезья взяла, а вышла на одну остановку раньше.

Так эта загадка и решилась. Но впереди их было еще немало. И все нервничали, не зная, как поведет себя Боров, который до сих пор не имел внятного подозреваемого. Вдруг по своей неискоренимой привычке примется сажать их всех подряд, одного за другим? Авось кто-нибудь не выдержит давления, да и признается. В прошлом это много раз срабатывало, у Борова могло возникнуть искушение вернуться к прежнему стилю работы.

Но волновались они совершенно напрасно. Все загадки решились легко и просто. И без всякого давления со стороны Борова. Просто ему на стол легла еще одна бумага, прочтя которую, он посветлел лицом и долго так сидел. При этом он поглядывал то в окно, где занимался рассвет, то на притомившихся своих подозреваемых.

А потом с непередаваемым выражением вдруг заявил им:

– Все свободны!

Этого друзья ожидали услышать меньше всего. И в первое мгновение просто не поверили своим ушам.

– Как же так?

– Почему?

Но Боров лишь повторил: