«Дети из семей национальных меньшинств подвергаются мощному давлению со стороны родственников, – пишет журналист. – Об этом нас информируют исследователи из Института социологии. Цель – по возможности ограничить влияние европейской культурной среды. Представители антирасистских организаций подвергают критике как выводы, так и исходные предпосылки ученых».

– Ты читал? – спрашиваю я папу, постукивая пальцем по передовице.

Он не отвечает. Переспрашивать я не решаюсь, и мы пьем чай. Мне хочется проглотить таблетку «Собрила», но я держусь.

Я должен завязать – попытаться, по крайней мере. Но спина уже взмокла от пота, мне жарко, руки дрожат. Чтобы отвлечься, я помогаю папе прополоскать зубную щетку и выдавить на нее трехцветную полоску пасты. С чисткой зубов папа справится сам, это он помнит. Я представляю себе противного червяка, который копошится в его голове, прорывая в мозге ходы – зияющие пустоты папиной памяти.

Я укладываю его в постель, хотя мама и говорила, что это лишнее. Потом гашу светильник, желаю папе спокойной ночи, осторожно закрываю дверь и усаживаюсь на стуле напротив спальни, как это обычно делает мама, когда папа отдыхает.

Я вспоминаю себя маленького и Мике, как мы с ним сражаемся пластмассовыми мечами и прикрываемся такими же щитами, и из глаз сами собой текут слезы.

* * *

Кристиан поднимается по лестнице, держась за стенку – перед глазами все плывет, – и не заметив как, вдруг оказывается на диване в гостиной.

– Сколько лет этому дивану? – спрашивает он Микаэля, из последних сил делая вид, будто ничего не произошло. – Он стоит здесь сколько себя помню.

– Не знаю, – Микаэль не сводит глаз с мобильного телефона. – Черт его знает, сколько ему лет.

– Что у тебя? – спрашивает Кристиан, понизив голос и кивая на мобильник.

– Сообщение от Йенса.

По спине Кристиана пробегает дрожь. Йенс – один из немногих, чье имя нагоняет на него страх.

– Чего он хочет?

– Интересуется Лизой Сведберг, – отвечает Микаэль. – Думает, я знаю того, кто ее убил.

Кристиан смотрит на свои руки, поднимает глаза:

– А ты их знаешь?

Микаэль пожимает плечами. Улыбается. Его глаза блестят.

* * *

Воспоминания накатывают на Кристиана волной, возвращают в прошлое, почти детство, в Хагсэтру. Микаэль уже тогда знал, чего хочет, и уверенно лавировал между автомобилями на стоянке в Салеме. Той зимой его стаж в молодежном движении был около двух месяцев, а у Кристиана – месяц, и то неполный. Микаэль не сомневался, что нашел себя, чего нельзя было сказать о Кристиане.

Кристиан обрил на голове волосы. Несколько дней ходил сам не свой, прежде чем решился на это. Он сделал это в ванной, вечером, когда родителей не было дома. Место густой белокурой шевелюры занял колючий «ежик». Кристиану полегчало, как будто он освободился от чего-то или стал чище.

Микаэль носил под курткой футболку с надписью «Скрюдрайвер». Кристиан же давно не помнил, куда забросил свою. Он достал сигарету и щелкнул пластиковой зажигалкой со шведским флагом.

Микаэль остановился возле одной из машин, темного «БМВ», и плюнул на капот. Вскоре Кристиан услышал характерный звук – это его друг ключом проводил глубокую царапину по лаковой поверхности. Он делал это уверенно, с наслаждением. Потом перешел к следующей машине, и к следующей… Пока не вспыхнули прожекторы и у входа не мелькнула чья-то черная тень.

Они пустились наутек: первым – Микаэль, Кристиан за ним. Была зима, поздний вечер, им обоим по пятнадцать лет. До шестнадцатилетия Кристиану оставалось полгода, Микаэлю – два месяца.

Спустя несколько дней они опять появились в Салеме, хотя уже там не жили. Прослышали о новом поставщике спиртного, который брал дешевле, чем Оливер или кто-либо другой в Хагсэтре. Путь, конечно, неблизкий, но оно того стоило. Когда возвращались назад, завернули на парковку: Микаэлю захотелось взглянуть, стоят ли там до сих пор те машины.

Машины все еще были там. От темноты отделилась тень, потому другая, третья…

– Это они… Чертовы сопляки…

Надо ж было им с Микаэлем так подгадать… Ну что стоило появиться здесь минутой-другой позже?

Микаэль бросился наутек, ноги Кристиана будто приросли к земле. Все, на что хватило сил, – нырнуть в темный провал между двумя домами. Здесь они его и нагнали. Тело навсегда запомнило их всесокрушающие, градом сыплющиеся удары, и вкус крови на губах, и треск сломанных ребер.

Кристиан кричал. Ребята схватили не того, но какое это имело значение? Когда его пнули в голову, в глазах потемнело. Земля был такой холодной под его обритой головой, и так обидно было умирать пятнадцатилетним…

Прошло много времени, но Кристиан ничего не забыл. И то, как Микаэль прятался в темном переулке, предоставив ему принять весь удар на себя. Кристиан не сердился на друга, хотя мог бы.

* * *

На стене у Микаэля висит афиша с портретом Чарльза Мэнсона и надписью: Do something witchy to let the world know that you were there[45]. Микаэль сделал ее сам, хотя и утверждает, что получил от кого-то в подарок. На календаре двадцать восьмое мая, три часа дня. По радио сообщили об ограблении банка. Трое мужчин скрылись с места преступления в машине в направлении Макселандера.

* * *

С тех пор минуло четыре месяца. Дышать уже не больно, но Кристиан до сих пор хромает. И эти кошмарные сны, они до сих пор преследуют его. Равно как и страх. К Йенсу Мальму та организация не имела никакого отношения. Обыкновенная молодежная группировка с весьма неопределенными задачами и без намека на внутреннюю дисциплину. Со временем она изжила себя, переросла в нечто большее. И это хорошо, полагал Йенс Мальм, что Микаэль узнал, как создается «с нуля» политическая организация. И, добавил он, если Микаэлю некомфортно, то стоит только сказать…

Но им обоим было комфортно. Как-никак с той ночи минуло четыре месяца.

Они раздавали листовки. На площади в Шеррторпе, в Скарпнэке, у входа в метро, в Якобсберге. В Урминге и Густавберге. В Сольне, Дандерюде, Йердете.

И они были не одиноки. На других площадях и улицах города так же стояли десятки их товарищей. Впервые в жизни Кристиан чувствовал себя частью некоего единого целого. И ощущал его – этого целого – мощь.

* * *

– Знаю я их или нет – это не играет никакой роли, – ответил Микаэль на вопрос Кристиана. – Куда важней, что ты о них ничего не знаешь.

– Но почему? – удивился Кристиан.

– Потому что я не хочу лишних неприятностей.

– Но ведь это я выкрал для тебя нож.

– Только потому, что я не мог одновременно находиться в двух местах, – объяснил Микаэль. – Ведь я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было. – Лицо Микаэля сделалось печальным. – Я не хотел, но был вынужден сделать это, пойми… Мы оба были вынуждены.