Я открыла глаза. Возле меня стояла щербатая кружка с остывшим кофе, нервно вибрировал лежавший возле нее телефон-раскладушка.

Это был доктор Нэш. Он представился, хотя его голос и без того показался мне знакомым. Спросил, все ли у меня в порядке. Я ответила, что да и что я читала дневник.

— Значит, вы помните, о чем мы вчера говорили? — спросил он.

Я запаниковала. Пришла в ужас. Значит, он решил поговорить об этом. Во мне забрезжил слабый луч надежды — может, он и правда почувствовал то же, что и я, невнятную смесь желания и страха, — но лишь ненадолго.

— О том, чтобы съездить снова туда, где вы жили после того, как покинули психиатрическую лечебницу — Вэринг-Хаус?

Я ответила «да».

— В общем, утром я им звонил. Они не против. Мы можем приехать. Они сказали, практически в любое время. — Будущее время. Снова оно показалось мне неуместным. — Ближайшие два дня я буду плотно занят. Давайте в четверг?

— Хорошо, давайте, — ответила я. Мне было совсем неважно, когда мы туда поедем. Просто я не думала, что это поможет.

— Прекрасно, — ответил он. — Я вам позвоню.

Я собиралась попрощаться, когда вдруг вспомнила о том, что писала перед тем, как задремать. И поняла, что сон, должно быть, был неглубоким, иначе я бы все забыла.

— Доктор Нэш, — сказала я. — Можно задать вам вопрос?

— Да.

— Про Бена.

— Конечно.

— Ну… я запуталась. Он мне ничего и ни о чем не рассказывает. О важных вещах. Про Адама. Про мою книгу. И лжет. Например, снова уверял, что меня сбила машина.

— А, ясно, — сказал он. Помедлив, добавил: — А вы как думаете, почему? — сделав ударение скорее на «вы», чем на «почему».

Секунду я раздумывала.

— Он не знает, что я все записываю. Не знает, что я могу его подловить. Наверное, ему так легче.

— Только ему?

— Нет, полагаю, что и мне тоже. Или, во всяком случае, он так считает. Но это не так. И я не знаю, могу ли ему доверять.

— Кристин, мы постоянно меняем факты, переписываем историю, чтобы облегчить себе жизнь, чтобы подогнать их под нашу собственную версию событий. Делаем это машинально. Не задумываясь. Если мы постоянно пытаемся убедить себя, что некое событие имело место, то начинаем сами в это верить и «вспоминать». Ведь Бен именно так и делает, правильно?

— Наверное, — ответила я. — Но я чувствую, что он меня обманывает. Прикрывается моей болезнью. Думает, что может перекроить историю так, как ему хочется, и я ничего не узнаю и ни о чем не догадаюсь. Но я-то знаю, точно знаю, что он делает. Так что не доверяю ему. Ведь в конечном итоге он меня отталкивает, доктор Нэш. И все портит.

— И что? — сказал он. — Что, по-вашему, вы можете с этим сделать?

Я уже знала, что ответить. Я прочла то, что написала сегодня утром. О том, в чем я должна ему доверять. А в чем не должна. В конце концов мой вывод сводился к следующему: дальше так продолжаться не может.

— Я должна рассказать ему о том, что веду дневник, — сказала я. — Должна. И о том, что мы видимся.

Какое-то время он молчал. Не знаю, чего я ждала. Неодобрения? Но когда он заговорил, то сказал:

— Полагаю, это разумно.

Волна облегчения захлестнула меня:

— Правда?

— Да, — ответил он. — Я сам уже пару дней думаю: так будет лучше всего. Я и не знал, что прошлое в изложении Бена станет так отличаться от того, что начали вспоминать вы. Но также мне кажется, что мы видим лишь половину картины. Судя по тому, что вы говорили, к вам начинают возвращаться подавленные прежде воспоминания. Думаю, разговор с Беном вам необходим. Поговорите с ним о прошлом. Это очень поможет процессу.

— Правда?

— Да, — ответил он. — Может, скрывать наши встречи от Бена было ошибкой. К тому же я сегодня общался с персоналом Вэринг-Хауса. Хотел узнать, как вы там жили. Говорил с медсестрой, с которой вы дружили. Ее зовут Николь. Она сказала, что только недавно снова вышла на работу, но очень обрадовалась, когда узнала, что вы вернулись домой. Сказала, что Бен любил вас, как никто другой. Он приезжал навещать вас практически каждый день. Сидел с вами в саду или в вашей палате. И очень старался не терять бодрости духа. Они успели хорошо его узнать. И всегда ждали, когда он придет, — он помедлил. — Почему бы вам не взять с собой Бена? — предложил он. — И снова пауза. — В любом случае я хочу с ним встретиться.

— Вы не встречались?

— Нет, — ответил он. — Я только один раз говорил с ним по телефону, когда попросил разрешения с вами увидеться. Не самый легкий был…

Тут я все поняла. Вот почему он хочет, чтобы я взяла Бена. Он сам хочет наконец с ним встретиться. Чтобы все было в открытую, и больше не было неловких ситуаций, подобных вчерашней.

— Хорошо, — сказала я. — Если вы так считаете…

Он ответил, что да, считает. Потом довольно долго молчал и, наконец, сказал:

— Кристин! Вы сказали, что читали свой дневник?

— Да, — ответила я.

Пауза.

— Сегодня утром я не звонил. Я не говорил вам, где его искать.

И я осознала: да, так и есть. Я полезла в шкаф без особой цели, нашла коробку из-под обуви и, не думая, открыла. Я нашла дневник сама. Почти как если бы помнила, что он там лежит.

— Превосходно! — сказал он.

* * *

Я пишу это лежа в постели. Уже поздно, но Бен все еще работает в кабинете. Я слышу, как он стучит по клавиатуре и щелкает «мышкой». Иногда слышу, как он вздыхает, как скрипит его кресло. Представляю, как он бросает задумчивый взгляд на экран. Я уверена, что услышу, как он выключает компьютер, чтобы идти спать, что у меня будет время спрятать дневник до того, как он войдет в комнату. Теперь, несмотря на разговор с доктором Нэшем, я не хочу, чтобы мой муж прочел то, что там написано.

Вечером в столовой мы поговорили. «Можно у тебя кое-что спросить?» — поинтересовалась я и, когда он поднял глаза, спросила: «Почему у нас не было детей?» Думаю, я спросила это с тайной целью. Мне очень хотелось, чтобы он сказал правду и развеял мою убежденность.

— Да как-то все было не до того, — ответил он. — А потом уже слишком поздно.

Я отодвинула тарелку с едой. Какое разочарование! Он пришел домой позже обычного, позвал меня по имени, когда вошел. «Где ты?» — крикнул он. Прозвучало почти как обвинение.

Я ответила, что на кухне и готовлю ужин, — я резала лук, чтобы поджарить на оливковом масле, которое уже грелось на сковороде. Он встал в дверном проеме, точно не мог решиться войти. Вид у него был очень усталый и несчастный. «У тебя все в порядке?» — спросила я.

Заметив в моей руке нож, он спросил: