балдахин из фиолетового бархата с вышитым на нем двуглавым орлом, царская корона, государственное знамя с крепом, печальный звон колоколов, гвардейцы, император с семьей, петербургская знать в трауре. Высокая черная колесница, запряженная шестеркой покрытых черными попонами лошадей, медленно поползла по Невской Першпективе. Царицу Прасковью до Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря провожала вместе с матерью и теткой Прасковьей и пятилетняя Анна. Святейший Синод Указом «ко всем духовным персонам» от 14 октября обязал во всех храмах империи совершить «поминовение по церковному обычаю, как прежде преставившиеся благоверные царицы по скончании их были поминаемы…». Под документом – подписи 9 членов Синода во главе с Феодосием, Архиепископом Новгородским и Священноархимандритом Александро-Невского монастыря и Феофаном, Архиепископом Псковским…

Дела мекленбургского семейства шли все хуже. Муж Екатерины Ивановны не менял своей самоубийственной политики, и император – верховный сюзерен германских князей – пригрозил вассалу передать управление герцогством его брату Христиану Людвигу. Екатерина была огорчена тем, что Карл Леопольд отказывался приехать в Петербург, к Петру, который все же имел возможность, пользуясь своим влиянием в Европе, помочь «дикому герцогу». Петр в 1725 году умер, и после долгой борьбы герцог в 1736 году был лишен германским императором престола, который перешел к его брату, арестован и скончался 28 ноября 1747 года в темнице мекленбургского замка Демниц. С женой и дочерью он после их отъезда в Россию так и не увиделся.

Огорчения Катюшки были недолги – ее всепобеждающий оптимизм брал верх, она веселилась и толстела. Берхгольц записал в своем дневнике, что как-то герцогиня пожаловалась ему: император, видя ее полноту, посоветовал ей меньше есть и спать, и она от этого страдала. Как замечает камер-юнкер, «герцогиня скоро оставила пост и бдение, которых, впрочем, и не могла бы долго выдержать» (Берхгольц Ф., 1903).

* * *

Скажем несколько слов о младшей из сестер Ивановен – Прасковье. Малой тусклой звездочкой мелькнула она на небосклоне российской истории и погасла без следа. О внешности, характере и занятиях ее известно очень мало. Царевна Прасковья очень долго, практически до кончины, сохраняла свою привлекательность: худощавая, грациозная брюнетка, со смуглым задумчивым лицом. Дипломатам она запомнилась как молчаливая молодая женщина, неохотно вступавшая в беседу, но очень приветливая и доброжелательная в отличие от сестер.

Тем не менее, за этой женственной и мягкой внешностью скрывался сильный характер. Не вдаваясь в длительные словоизлияния, столь присущие многим женщинам, в деловых вопросах она ограничивалась краткими дельными суждениями. Морганатический брак ее с Иваном Ильичом (старшим) Дмитриевым-Мамоновым, генералом и сенатором, был счастливым: супруги понимали друг друга с полуслова (Семевский М.И., 1989). Тяжеловесный, громоздкий, с громким хриплым голосом, генерал при жене становился мягче, человечнее. Императрица Анна настороженно относилась к этой паре, особенно после рождения у сестры сына, возможно, видя в них соперников за власть. Герцог де Лириа (1889) писал о генерале: «…Человек храбрый, умный и решительный; служил хорошо и был хороший офицер, но был зол и коварен, и все его боялись». Семейное счастье Прасковьи длилось недолго. 25 мая 1730 года торжественный кортеж, в котором находилась императрица и ее сестры, выехал из Москвы в Измайлово. Гвардейский эскорт возглавлял И.И. Дмитриев-Мамонов. При выезде из столицы генерал-аншеф внезапно упал с коня. В течение двух часов его пытались привести в чувство. Врача в кортеже не оказалось. Когда из Москвы прибыл вызванный лейб-медик, ему осталось лишь констатировать факт скоропостижной смерти (Молева Н.М., 1987). Печальное известие, как громом, поразило обе столицы. Генерал, человек могучей комплекции, никогда не обращался к врачам. Хотя, при тщательном изучении, в биографии 50-летнего супруга царевны выявляется ряд «факторов риска»: многолетнее злоупотребление спиртным, наличие гипертонической болезни (о чем свидетельствовала появившаяся за несколько лет до смерти багровая окраска кожи лица и головные боли), избыточный вес тела, наконец, обильная жирная пища в день смерти (у генерала был прекрасный аппетит). Детальных сведений о характере ран, полученных им в войне со Швецией, не сохранилось, но, возможно, и они сыграли свою роль вместе с другими обстоятельствами. Последней каплей послужил, думается, термический фактор: длительное пребывание в тяжелом парадном костюме на жаре в безоблачный летний день привело к «перегреву» организма, что крайне неблагоприятно для деятельности сердца.

Последовавшая вскоре смерть шестилетнего сына окончательно подкосила всегда слабую здоровьем 36-летнюю Прасковью – она слегла, никого не хотела видеть, отказывалась от лекарств, которые выписывал лейб-медик Л. Блументрост. Болезнь (как было официально объявлено – «каменная») длилась недолго. 8 октября 1731 года наступила тихая, на руках у сестер смерть. Царевна даже не успела (или не захотела?) распорядиться своим имуществом. Знаменитая подмосковная усадьба Суханово, пожалованная ее мужу, обер-прокурору Сената, вместе с другим имуществом перешла к племяннику, Ф.И. Дмитриеву-Мамонову, литератору, писавшему под псевдонимом «Дворянин-Философ» (Низовский А.Ю., 2000). Царевна последней среди женских особ династии обрела покой под сводами собора Вознесенского девичьего монастыря в Кремле, в приделе, специально созданном по приказу Императрицы Анны.

Неоценимым источником сведений о дочерях старой царицы – Екатерине и Прасковье – являются портреты, хранящиеся в Государственном Русском музее (ГРМ). До октябрьского переворота основная масса картин с изображениями членов правившей династии находилась в собрании Романовской галереи Эрмитажа. Наряду с настоящими жемчужинами, такими как полотна Д. Левицкого и В. Боровиковского, там было сосредоточено много творений безвестных мастеров. В 1920-е годы почти все работы русского национального искусства, а также зарубежные, объединенные понятием «россика», были переданы в ГРМ. Большинство интересующих нас изображений написаны художниками, имена которых ныне не известны. Таковы портреты царевны Екатерины второй половины XIX века (№ 7036 по Каталогу живописи ГРМ 1980 г.), середины и второй половины XVIII века (№№ 6590, 6591). Прижизненным изображением царевны является небольшой портрет (№ 6567), происходящий из собрания князя А.Б. Лобанова-Ростовского. Потемневший, покрытый сетью трещин, старый лак. Сквозь него, как через паутину морщин Времени, весело посматривает на зрителя «Свет-Катюшка».

Изображения Прасковьи Иоанновны до нас не дошли. Тем интереснее портрет царевны кисти знаменитого Ивана Никитина, датируемый 1714 годом и происходящий из собрания Е.П. и М.С. Олив (в ГРМ – с 1926 года, № 3795). Смуглая юная красавица. Как много сказано картиной! Художник, «персонных дел мастер», придворный портретист и племянник духовника Петра I, многие годы близко знал царевну Прасковью и, возможно, любил ее…

* * *

Так бы и пропали в безвестности имена наших героинь, если бы в январе 1730 года не умер Петр II[50] и на престол была приглашена членами Верховного тайного совета герцогиня Курляндская Анна Ивановна, тетка одиннадцатилетней мекленбургской принцессы. Анна не имела детей, по крайней мере законнорожденных, и ее смерть