жутковато. Я и не думала, что здесь есть охрана, ведь, там, где сидела я её не было.

Мужчина выглядит довольно грозно, я теряюсь и прижимаю хлеб сильнее к груди обеими руками, словно он может его у меня отобрать.

— Госпожа Лаура? — удивляется он. Но что-то в его голосе мне кажется неестественным, будто он пытается изобразить удивление, но у него плохо выходит.

— Я хочу увидеть Хуана, — я стараюсь говорить уверенно. Я же жена Дракона, я должна приказывать, а у меня выходит просить.

— Слугу? — переспрашивает он.

— Да. Мальчика, — уточняю я.

Он секунду думает, словно пытается понять о ком речь. Или делает вид, что думает. Мне всё это очень не нравится. Я стою в полутьме на лестнице с незнакомым мужчиной.

Я начинаю думать, что это была плохая идея: идти сюда. Но не могла же я бросить Хуана?! Я и так забыла о нем на долгие дни! А мальчик тут голодный сидит, да ещё и с крысами.

— А… Понял о ком вы, — кивает он. — Так его к лекарю забрали.

— К лекарю?! — ужасаюсь я. — А что с ним случилось?

Я начинаю чувствовать себя еще более виноватой. Может Хуан даже умирает сейчас, а я только сейчас об этом узнаю.

— Что-то… — он неопределенно машет в воздухе рукой. — Странное. Сыпь вроде какая-то.

Я облегченно выдыхаю. Ничего серьезного. И в то же время мне кажется, что стражник выдумывает на ходу. Но может мне это только кажется. Зачем это ему?

— А где мне найти лекаря? — спрашиваю я. Всё же нужно узнать, что там с бедным мальчиком. Мне так станет легче на душе.

— Надо подняться на третий этаж. Вторая дверь и будет лекаря, — каким-то напряженным голосом произносит стражник, словно к его горлу приставили меч.

То, что он говорит мне кажется странным. На этом этаже находится комната Марики. Там нет комнат слуг. Но может лекаря не считают за слугу.

— Спасибо, — я медлю, не решаясь повернуться к нему спиной. Стражник кажется мне очень подозрительным. Он и не ждет, пока я уйду, а кивнув, уходит первым.

Я с облегчением поднимаюсь по ступенькам, избавляясь и от тьмы подземелья, и от странного стражника.

Я иду через лабиринты коридоров и поднимаюсь на третий этаж.

А вот и она — та самая, вторая дверь. Она обычная, похожая на все остальные на этом этаже. Без опознавательных знаков и неотличимая от других. Я почему-то думала, что на ней будет какая-то надпись. Ошиблась. Что ж. Вдох — выдох, и я нерешительно стучусь, слыша глухое звучание крашенного дерева, но, вопреки ожиданиям, никто не отвечает.

Я тихонько толкаю дверь, открывая, и осторожно вхожу. Стражник, верно, ошибся — здесь точно не может быть лекаря. В полумраке комнаты в центре круглого стола горит свеча, отбрасывая уродливые тени. Но даже в сумраке можно понять, что это чья-то спальня. В центре — кровать, а над ней тяжёлый занавес из зелёного бархата.

Едва я решаю, что мне пора покинуть чужую спальню, как кто-то зажимает мне рот. Позади слышится хриплое дыхание, и я даже чувствую жар чужого тела. Дверь со скрипом закрывается. Я роняю на пол хлеб и содрогаюсь от ужаса. Я вцепляюсь в чужую ладонь и стараюсь обоими руками оторвать её от лица, но это не так просто, как кажется: человек явно сильнее меня.

Я пытаюсь позвать на помощь, но выходит лишь глухое жалобное мычание. Когда другая ладонь незнакомца оказывается на моей груди и безжалостно болезненно её мнет: внутри меня всё стынет от ужаса. Меня не спасает от рук этого человека даже жесткий лиф платья.

Я отчаянно бьюсь за свою честь, царапая чужую руку в попытке всё это остановить. В голове нарастает паника, мысли путаются. Ярче всех бьётся в тон пульсу, только одна яростная мысль: «Мне надо вырваться!». Но когда мне снова не удается оторвать его руку от своей груди, то меня изнутри пронзает острой пикой чувство беспомощности.

Мужчина с силой прижимает меня к себе за талию, и в меня упирается твердый бугорок, который наверняка уже неприлично натянул его штаны.

Я начинаю трепыхаться ещё сильнее, понимая, что это значит, но всё бесполезно. Мне хочется истерично кричать: «Отпусти! Я не хочу!»; но чужая рука не дает мне сдвинутся и на миллиметр.

«О, Господи! Неужели, сейчас со мной случится это?!»

— Что ты ломаешься? Недотрогу из себя строишь, — хрипит шёпотом чужой голос мне в ухо. И чужое горячее возбужденное дыхание, словно опаляет огнем мое ухо, оставляя горящую и зудящую кожу. Я даже не могу понять, кому этот голос принадлежит, настолько он искажён животным возбуждением.

У правой ноги что-то лежит, мешаясь, и я непроизвольно отпихиваю предмет, и он глухо ударяется о дверь.

И в этот момент мне кажется, что я слышу чьи-то шаги. Вроде бы кто-то идет по коридору. Сквозь толстую дверь мне плохо слышно. Но я отчаянно пытаюсь привлечь внимание и мычу громче в зажавшую мне рот руку — мне тут же закрывают и нос. Теперь я ещё и дышать не могу, отчего пугаюсь ещё больше. Кислород стремительно заканчивается, но я еще бьюсь за свою жизнь из последних сил. Человек сзади замирает. Значит, шаги мне не послышались.

Глава 44

Я молю Небеса, чтобы меня услышали. Кислород на исходе, и у меня кружится голова. Мои ногти продолжают яростно впиваться в чужую кожу, раздирая её.

Тяжелая дверь чуть приоткрывается, пропуская полоску света.

— Что здесь происходит? — слышу я голос Дайого. Я рада слышать его голос, как никогда.

Меня тут же выпускают из насильных объятий и отталкивают в сторону. Я едва удерживаюсь на ногах, жадно хватая ртом воздух.

Дайого открывает дверь шире и входит. Он делает шаг ко мне и освещает мое искаженное страхом лицо, факелом, который снял в коридоре со стены.

— Что ты делаешь в чужой спальне? — грозно спрашивает он.

Я понимаю, как это выглядит со стороны: мои волосы наверняка растрепаны, а вырез платья неприлично съехал вниз.

Слезы подступают к глазам.

— Я искала лекаря, — поясняю я дрожащим голосом. Мои руки непроизвольно вцепляются в платье.

— На этом этаже? — искренне удивляется он.

— Меня стражник в тюрьме сюда отправил, — пытаюсь оправдаться я. С каждым словом, осознавая, что объяснение кажется нелепым.

— Допустим, я тебе верю, — с сомнением говорит Дайого и добавляет. — Как ты оказалась в тюрьме даже спрашивать не буду.

Всё начинает выглядеть хуже и хуже. Я не хочу что-то говорить о Хуане,