Мне кажется, ему хуже, чем всем нам. Мы страдаем из-за того, что не можем построить композицию, а Степа – из-за того, что ему не разрешают бросить ненавистное занятие. Понимаешь? Когда мне совсем плохо, я думаю о Степе – каково ему? В миллион раз хуже, чем мне. Я только от его мамы страдаю, а он глобально.

– Да, отец только сейчас успокоился, а раньше хотел, чтобы я был спортсменом, боксером каким-нибудь, хоккеистом, не знаю, суперменом. Отжимался, подтягивался, мог ударить обидчика. Я тоже не оправдывал его ожиданий. С самого рождения, кажется. Ну, я так думал. А сейчас нет. Папа просто мечтал дать мне то, чего сам не имел. И хотел научить защищаться. Я ведь всегда считался мямлей, слабаком. Особенно в младшей школе. Сейчас все изменилось. Повезло с классом.

– Да, у вас собрались самые умные, – согласилась Настя. – А мы считаемся творческими, гуманитариями. От нас ничего особенного не ждут. Хотя это странно, да? А вдруг я стану известной художницей? Или Соня – писательницей? Она такие стихи пишет – закачаешься. Как взрослая. Обидно, что на нас заранее поставили крест. Математичка открыто говорит, что у нас только одно полушарие развито, а другое вообще отсутствует. Хотя мне нравится химия. Там ведь тоже считать надо. И архитектура мне нравится, где тоже без математики никак. Мама говорит, я не стану великой художницей, потому что способная, но не талантливая. Почему? Она вообще ничего в живописи не понимает, но верит учителям. Точнее, нашей классной, которая ей это внушила. Будто диагноз поставила или приговор подписала. Разве можно верить одному человеку, который сам не стал великим? Степа – он прикольный на самом деле. Уроки срывает регулярно. Мы хоть по желанию ездим на каникулах на пленэры, никто не заставляет. А он обречен. Не представляю, как можно рисовать из-под палки. И ведь все тычут ему, что он – правнук того самого, фамилия обязывает. Степа бесится. Он хочет, как ты, заниматься программированием, да чем угодно, лишь бы не видеть нашу школу, мастерскую матери, которая досталась семье по наследству от легендарного предка.

– Если так ненавидит, почему не бросит? – спросил Антон.

– Мне кажется, ему страшно. Здесь все понятно, очевидно. Его тянут, он в любом случае поступит в академию или в институт. Наталья Ильинична, его мама, подключит связи. А идти против нее он не готов. Доводить – да, он может, а отказаться от понятных перспектив и разочаровать мать – нет. Вот и ходит на занятия, ездит на пленэры. Представляешь, как это тяжело? Чем старше он становится, тем чаще ему напоминают про его прадеда. Его все время сравнивают. Это ведь кошмар. Меня хоть сравнивать не с кем.

– Да, только у тебя в семье нет знаменитых предков, благодаря фамилии которых ты могла бы поступить в любой вуз и заниматься тем, что любишь. А у Степы есть. Тебе придется пробиваться, а Степе нет, – заметил Антон.

– Все не так. Ты не понимаешь, – буркнула Настя и замолчала.

– Ты обиделась? Тебе нравится Степа? – догадался Антон.

– Да, нравится, и что? – воскликнула Настя, и Антон увидел, что та готова расплакаться. – Со Степой я хоть вижусь, три раза в неделю. А Милан? Где он? Все время на соревнованиях, сборах, тренировках. Мы с ним совсем перестали общаться. Он устает, я тоже. Нет сил даже по телефону поговорить. Он меня не понимает, а я его.

– Мне кажется, раньше вам это не мешало. Милан тебя всегда смешил.

– Да, – улыбнулась Настя, – Милан добрый, настоящий, с ним я всегда смеюсь. Но сейчас мы даже в школе редко пересекаемся. Он на переменах что-то сдает, пишет пропущенные контрольные. Не знаю, что делать. Вот рисую, чтобы не сойти с ума.

– А Степа тебя смешит? – спросил Антон.

– Нет. У Степы плохо с юмором. Зато он всегда приносит кофе, шоколадку. Мне приятно, конечно. Когда Наталья Ильинична увидела, что ее сын мной заинтересовался, стала ставить пять с минусом, а не четыре с плюсом, – призналась, краснея, Настя.

– То есть ты убеждаешь себя в том, что Степа тебе нравится, чтобы получить пять с минусом? – уточнил Антон.

– Все не так! То есть… я не знаю… Если у тебя стоит пять с минусом, ты, считай, человек. С тобой можно заниматься. Точно не вылетишь. Тебе будут уделять больше внимания, чем остальным. Или появится в ведомости замечание преподавателя «обратить внимание». – Настя готова была расплакаться. – Что мне делать, скажи? Да, я все понимаю про Степу, про то, что мне выгодно с ним дружить, и мне противно. Мне за себя стыдно! Я никогда не была такой! Чтобы за что-то… Поэтому и Милан мне нравится. Он честный, все говорит как есть, врать не умеет. Он бы никогда так не поступил, как я. Не стал бы дружить ради выгоды. Как мне теперь с ним общаться? Он начнет меня презирать. Я хотела поговорить, объяснить. Как думаешь, он сможет понять? В спорте ведь тоже бывает через связи, знакомства, известных предков, да? Я очень хочу доказать в художке, что чего-то стою. И родителям тоже. Они ведь думают, что мое рисование – это так, развлечение. Мама уверена, что у меня нет шансов, потому что за спиной ни знаменитых родственников, ни знакомых, ни связей. Что всегда предпочтение отдается тем, кто продолжает династию. Как в балете, например. Или как с музыкантами. Что у нас в семье экономистов есть связи в этих кругах и я смогу поступить на факультет экономики или менеджмента. А если я не хочу на экономику? Если я хочу рисовать мультики? Почему мама считает меня бездарной? А если так, зачем требует, чтобы я окончила художку? Только ради диплома? Как раньше с музыкалкой? Я к пианино вообще ни разу за все время после этого не подходила!

– Тогда рисуй что хочешь. Родители смирятся рано или поздно. Мой отец оплачивает мне курсы программирования и больше не собирается отправлять в спортивный лагерь. Делай, что считаешь нужным, только сама. Без помощи Степы. Или не поверишь в собственные достижения. Всегда будешь помнить, что пять с минусом поставили лишь потому, что Степа обратил на тебя внимание. Зависимость от другого человека – самое ужасное, что может быть.

– Откуда ты знаешь? – удивленно спросила Настя.

– Знаю. Моя мама была зависима от папы и до сих пор остается, хотя они развелись. Именно поэтому нас с Юлькой поделили, – признался Антон и замолчал.

– Что-то случилось с Юлькой? Прости, я не спросила сразу, – ахнула Настя. Антон в очередной