уверенно сказал Иван Федорович. — Никак не выйти. Нет здесь другого пути. Это я

Это я с полной на себя ответственностью говорю. Да и он у меня не раз спрашивал. Я так и объяснял — нигде более не пройти, разве ж я знал, зачем он такой интерес проявляет.

— Это, значит, не меньше недели ему топать, — пробурчал Быстров.

— За неделю вертолет хоть раз да прилетит, — сказал Сергей.

— А если не прилетит? — дернулся Михеев и поморщился от боли.

— Может не прилететь, — поддержал его Семечкин. — Они же видели: идем, как по часам, все в порядке.

— Погода, однако, портится. Надо догонять гада такого.

— Если так еще подумать? — тихо сказал Бальсис. — Ему неделю выходить. Нам по графику — одиннадцать дней. Выйдем раньше и дадим знать по рации.

— Раньше не выйдем, — возразил Быстров. — Сплошная тайга…

— По тому берегу сухостой. И то чуть. Кати да кати… — вмешался Кешка.

— Лед тут на реке ненадежный, — возразил Иван Федорович. — До порога не переправиться. Дурацкая река… Ключи…

— А попробовать? — не сдавался Кешка.

— Машины потопим. Груз, вон какой…

— А одному? И пошел…

— Подожди, — остановил его Бальсис. — Я могу сесть на трактор. Взрывчатку пока оставим. Подожди… — успокоил он Михеева. — Оставим. Потом придем.

— Верно! Да я день и ночь буду идти, только бы его к месту прибрали, — объявил Семечкин.

Дубынин, сосредоточенно что-то обдумав, решительно поднялся, закинул на плечо небольшой рюкзак.

— Спички не забыл? — подошел к нему Быстров. — Ты с ним в оба гляди. Редкая сволочь, оказывается.

— Стреляй безо всяких. Если что, конечно, — посоветовал Кешка.

— Считай, что мы тоже с тобой идти будем. Только в другую сторону!

Бальсис крепко пожал Дубынину руку.

— Может, вдвоем все-таки, а? — с тоской спросил Быстров.

— Теперь, Леша, каждый будет заниматься своим делом.

Дубынин открыл дверь вагончика.

— Геннадий Николаевич… — рванулась к нему Анна. — Вы только осторожно. — И тихо добавила: — Спасибо вам, что Николаю поверили…

Вагончик с взрывчаткой занесло в сторону, ударило о сосну. Трактор вел Михеев. Ему было неловко одной рукой передергивать рычаги, потому трактор полз рывками. Да еще снег наполовину залепил лобовое стекло… Когда впереди замаячил последний вагончик колонны, Михеев остановил трактор и обессиленно откинулся на сиденье.

Бальсис распахнул дверку его кабины:

— Самостоятельность в нашем положении, товарищ Михеев, недопустима. Это надо хорошо понимать. Врача мы не можем вызвать…

Николай попытался улыбнуться.

— Ничего, Петр Антонович… Пустяковина все это. Заживет.

— Трактор оставим здесь. Выходи и ложись.

— У меня ведь свое начальство… — попытался еще сопротивляться Михеев.

— Здесь я начальство. Выходи…

Михеев тяжело, неуверенно выпрыгнул и поплелся к вагончику. К Бальсису подошли Быстров и Кешка. Следом бежал Алсахай.

— Два дня без остановки, а толку? — зло сказал Быстров.

— Трудный участок.

— А тот берег прямо голый, — сказал Кешка. — Дуй себе без остановки.

— Близок локоть…

— Я смотрел. Плохой лед, однако. Не выдержит трактор.

— Трактор — выдержит, — упорствовал Кешка.

— Плохой лед… — еще раз повторил Алсахай.

— Хватит спорить, — махнул рукой Бальсис и, повернувшись к Кешке, указал на трактор Михеева. — Заглуши это хозяйство. Пусть остается.

Кешка остался один. Он оглядел трактор, потом, торопливо оглядываясь по сторонам, отцепил его, забрался в кабину.

Объезжая деревья, трактор двинулся в сторону реки.

Быстров остановился перед ножом бульдозера и поднял руку.

— Приказано отдыхать!

Сергей согласно кивнул и с трудом спрыгнул на землю. Его качнуло. Быстров поддержал его.

— Укачало… — виновато сказал Сергей и вдруг замер, увидев, что на середину реки выезжает трактор.

Кешка оглянулся назад. Лед потрескивал. Трактор шел на полной скорости. След гусениц мгновенно заливала вода. И еще Кешка увидел, что к берегу от колонны бегут люди.

У самого берега лед неожиданно вовсе ушел из-под гусениц, но громоздкая машина, натужно взревев, все-таки выскочила на берег. Кешка выпрыгнул из кабины и, перескочив через дымящуюся полынью, побежал назад. На середине реки он столкнулся с Быстровым, Бальсисом и Семечкиным.

— Выговор! — задохнулся от злости Бальсис. — Строгий!

— Все! — тоже задыхаясь, сказал Кешка. — Взять жратвы, солярки — и пошел. Без остановки. До самого места…

— Нет, — сказал Бальсис. — Мы с тобой еще будем говорить. Иди на бульдозер.

— Тогда я? — с надеждой спросил Быстров.

— Нет. На тракторе пойдет Саша.

— Правильно, — согласился Семечкин. — Я быстро… — И торопливо пошел к берегу.

Вагончик двинулся. От толчка качнулась гитара над койкой Саши Семечкина.

Приподнялся на локте Михеев.

Смотрела в приоткрытую дверь Анна.

Оглянулся сидевший в кабине трактора Бальсис…

Колонна двинулась дальше. Впереди пробивали дорогу бульдозеры. Ревели моторы, трещали и падали деревья. И только трактор Алсахая еще не трогался с места. Алсахай стоял на цистерне и смотрел на дальнюю излучину реки, вдоль которой по крутому берегу серым пятном, едва различимым за пеленой падающего снега, полз, удаляясь, трактор. И казалось ему в этот миг, что слышат хрипловатый голос Семечкина, который пел песню о своем друге…

Дубынин, пристроившись за поваленным деревом, ел, выковыривая ножом из банки мерзлое мясо. Костра не разводил. Доставал из-за пазухи кусок хлеба, откусывал и снова прятал за пазуху. Наконец пустая банка полетела в снег. Дубынин поднялся, сделал несколько резких движений, чтобы согреться, и устало пошел дальше в надвигающиеся сумерки.

Семечкин спал прямо в кабине трактора. Трактор чуть вздрагивал от ровного постукивания мотора. Вокруг была непроглядная тьма ночи и падающего снега. Чуть слышно бормотал маленький Сашкин транзистор, рассказывая о начавшемся на юге страны севе…

Спал и Дубынин. Он лежал на куче пихтовых лап между двумя небольшими, почти бездымно горящими кострами, спрятанными от постороннего взгляда под нависающим выступом скалы. Но вот от деревьев бесшумно отделилась фигура с ружьем наперевес и осторожно придвинулась к спящему Дубынину.

Костры теперь горели ярко, потрескивая и обжигая жаром. «Дядя Леня» торопливо и жадно ел, покряхтывая, тянулся к теплу костра и говорил, говорил не переставая:

— Третий день без тепла, без огонька… Как зверюга какая — в снегу да дрожмя дрожу… Спешу, а сам понимаю, надо круг сделать, пока след заносит. Если следом пошли — позади их выйду. Вот и вышло по-моему. А? Серый ведь какую только науку не прошел в своей жизни. Его голыми руками брать остерегись. А вы нахрапом…

Связаный Дубынин лежал у дерева и внимательно слушал «дядю Леню».

— Чего смотришь? — спросил тот, снимая котелок с закипевшим чаем. — Я сейчас, как волк. Выходов у меня нет, так я на горло бросаюсь, зубами рву… Хорош чаек! Ты, я следил, тоже без костра шел, мыкался. Я и не подходил — холодный человек чуткий. А стрелять резону нет, вдруг не попаду с холоду.