навстречу людям. А «дядя Леня» упал в снег и обхватил руками голову…

Колонна подходила к лагерю мостостроителей. Все, кто был здесь сейчас, вышли навстречу и молча стояли у крайних палаток. С уважением, любопытством, тревогой, восхищением смотрели строители на изуродованные машины, на выбитые окна вагончиков, на их обгоревшие стены, на многотонный в целости доставленный груз, на людей, которые прошли этот невероятный трудный путь.

Первым к ним подбежал Семечкин. Он обнял выпрыгнувшего из кабины Сергея, хлопнул по плечу Кешку, приподнял и крутанул Алсахая, радостно и уважительно пожал руку Бальсису и Ивану Федоровичу, улыбаясь, стал перед Быстровым.

— Ну? — спросил тот.

— Полный порядок, — радостно улыбался Семечкин.

— Давай пять, — протянул руку Быстров. — Беру к себе в бригаду.

— Меня тоже бери, — сказал Кешка. — Остаюсь…

— Не раздумаешь?

— Зачем… Будет как надо все. Слово.

— Тогда пойдем с ребятами знакомиться.

Их окружили. Рассматривали, расспрашивали, жали руки, поздравляли.

Семечкин оказался перед улыбающейся Анной. Смущенно протянул руку. Анна поцеловала его в щеку, засмеялась. Семечкин посмотрел на показывающего кулак Михеева и тоже засмеялся. Подошел, и они обнялись.

Зона экстрима

Второй день они уходили от погони. Двоих красноармейцев, сопровождавших отряд геологов, на перевале убили почти сразу. Банда, судя по всему, была небольшой, выцеливали тех, кто был с оружием. Без звука, как подрубленный, свалился старший геолог. Трое рабочих, нанятых на сезон в старинном староверском селе, как по команде нырнули в кусты стланика.

Михаил — студент-геолог из Москвы, проводник-алтаец и тяжело раненный топограф лежали за камнями. Стоило пошевелиться — пули цокали по камням совсем рядом. Выстрелы были редкими, но прицельными. Бандиты почему-то выжидали, хотя знали, что их всего трое и на троих одна винтовка, которую все еще сжимал раненый топограф.

— Ждут чего-то, — прошептал Михаил.

— Куда мы денемся, вот и ждут. Не хотят рисковать, — чуть слышно выдавил из себя топограф, и изо рта у него потекла струйка крови.

— До тех камней добежать — и вниз.

— Нельзя низ, — сказал пожилой алтаец-проводник. — Тут смерть, там тоже смерть, — он показал за спину.

— Тут смерть, — Михаил посмотрел в сторону стрелявших. — А там с какой радости?

За их спиной беспорядочно громоздились камни перевала, за которыми начинался крутой спуск в неизвестную долину, упиравшуюся на юге в стену заснеженных гольцов.

— Там всегда смерть была. Много-много лет всегда была. Никто назад не приходил. Огненный дух всех убивает.

— Не знаю, как насчет духа, но здесь нам точно кишки выпустят и на ветках развесят. Судя по всему, банда Пороткова. Говорили — в Монголию ушли, а они здесь объявились.

Староверы на нас навели. Считают, что мы их Беловодье отыскиваем.

— Какое Беловодье? — спросил Михаил.

— Карта им наша нужна. Без карты им отсюда не выйти. Ойротский перевал чекисты перекрыли, назад тоже не пойдут после того, что там назверствовали. А в эту сторону проводников нет. Староверы Беловодье берегут, а алтайцы своего духа боятся. Без карты в Саяны заблудить можно. Тогда им точно конец. Осень скоро — ни жилья, ни кормов. Бандюки городские все, им тайга хуже мачехи. Одна надежда у них на карту. Карта у нас редкая, в прошлом веке генерал Дмитриев составлял. Откуда только узнали?

— Видал, как эти беспоповцы в их сторону шмыгнули после первого выстрела? Не надо их было в отряд брать. Темные они еще. Им — что советская власть, что царская.

Михаил шевельнулся, освобождая затекшую руку, и пуля тут же с визгом впилась в землю совсем рядом.

— Пристрелялись сволочи! Уходить надо.

— Надо. Мне все одно теперь. Бери, москвич, карту, винт, и как только я голос подам, пулей туда, вниз. На духов надежды больше, чем на этих гадов.

— А вы? — глупо спросил Михаил.

— Или все, или одному — есть разница? Живой останешься, передай, что Сергеев Николай свой революционный долг до конца…

— Моя туда не пойдет. Боится.

— Пойдешь, — сквозь зубы, стараясь удержать слезы, прошипел Михаил. — Бегом побежишь. Нету никаких духов, понял? Невежественное суеверие. А здесь из тебя ремней нарежут.

— Давай! — собравшись с силами, сказал топограф и поднял из-за камней руку с зажатым в ней листом какой-то бумаги.

— Граждане бандиты, — сплюнув кровь, прохрипел он. — Мы вам карту, вы нам жизнь.

Михаил задом дополз до соседнего камня и, вскочив, петляя, побежал к скале, за которой начинался обрыв в долину. Раздалось сразу несколько выстрелов. Упал с прострелянной головой топограф, задело руку уже скатывающегося вниз Михаила, куда-то исчез, словно растворился среди камней проводник.

Михаил дремал у догорающего костра.

Ночь была на исходе, но глухая темнота еще не отступила, хотя заснеженные клинья гольцов уже чуть обозначились на слегка посветлевшем звездном небе.

Внезапный непонятный гул, шедший, казалось, из-под земли, разбудил Михаила. Он вскочил, сжимая винтовку. Потухший было костер неожиданно вспыхнул заметавшимся пламенем, с соседней осыпи со стуком посыпались камни. Земля под ногами вздрагивала. Низкий гул сменился непонятным ритмичным чередованием протяжных звуков. Казалось, где-то совсем рядом пульсирует что-то огромное, непонятное, чуждое.

За спиной послышался шорох. Михаил вскинул винтовку и резко обернулся.

— Не стреляй, это моя.

К костру вышел до смерти перепуганный проводник. Он присел на корточки у костра и закрыл голову руками.

— Умирать скоро будем. Дух сердится — зачем пришли.

Михаил тоже был напуган, но страх проводника, как ни странно, успокоил его. Стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее, громко сказал:

— Кончай паниковать! Обыкновенное землетрясение. Типичное явлении для этих мест.

— Шаман говорил, теперь большой свет будет с нижнего мира. Все умирать будут.

— Ну, где твой свет? Где? — Михаил почти кричал, ему все-таки было страшно. — Не исключено, что где-то неподалеку выход газов… Типичное явление…

Пульсирующий звук сменился пронзительным свистом и резко оборвался. Большой огненный шар медленно проплыл над вершинами деревьев, осветив призрачным светом окрестное пространство.

Проводник свалился, скорчившись, на землю и тихонько не то подвывал со страху, не то что-то пел. Михаил, не выдержав напряжения, выстрелил в шар. Шар неожиданно погас, и густая непроглядная темнота подступила вплотную к почти погасшему костру.

— Живой? — раздался в темноте голос Михаила.

— Не знаю, — отозвался алтаец.

— Улетел твой дух, испарился. Не любит, когда по нему стреляют.

— Уходить надо. Быстро-быстро уходить. Назад уходить.

— К бандюкам в гости? Нет уж.

Михаил подбросил на угли костра сухих сучьев и сел рядом со все еще лежащим ничком проводником.

— Духи, конечно, ни при чем, но территория действительно дает повод… Есть над чем подумать. Я тут на карте посмотрел — местность эта чисто формально обозначена. Почти вся беленькая. Не хотел,