же эта девка лучше? Почему именно ради этой потаскухи ты решил бросить мою сестру? Я закрывал глаза на твои измены только потому, что эта дура безумно любит тебя! Тоже мне — недооцененный писатель! — кричал он во все горло. — А знаешь, почему ты провалился? Потому что твоя книга — дерьмо! Что бы ни говорила о ней Аврора! Взбрело же ей в голову полюбить такое ничтожество! Надо было оставить тебя гнить в том притоне с такими же наркоманами, как и ты! Нет! Надо было убить тебя там, пока ты не соображал, а ей сказать, что ты сдох от передоза! И я, кретин, повелся на ее слезы — вытащил такое ничтожество из грязи!

Приоткрыв глаза, я увидел паркет, который плавно двигался из стороны в сторону. Сквозь охрипший голос Люка я услышал женский смех, звучащий где-то очень далеко.

— Теперь-то я уверен, что свадьбы не будет! — тяжело дыша, произнес Люк. Он сел на корточки, чтобы я лучше слышал его. — Даже если ты приползешь к ней на коленях, я не дам ей простить тебя! Не смей появляться, иначе я растопчу тебя в пепел! — Последние слова он с дрожью в голосе прошипел прямо мне в ухо.

Напоследок Люк со всей силы снова пнул меня в живот, который я на мгновение перестал защищать руками. Я сжался от резкой боли и задержал дыхание. Это ни капли не помогло успокоить агонию, пронзившую всю нижнюю часть тела. У меня словно одновременно лопнули все внутренние органы, которые превратились в месиво. Входная дверь с грохотом закрылась — Люк ушел. Я начал слышать какое-то шипение, словно помехи на радио. Боль в животе должна была затихать, но, казалось, только усиливалась. Перед глазами появились белые вспышки, от которых черепушка была готова расколоться на мелкие части, но потом эти яркие огоньки превратились в картинки. Они мгновенно появлялись и также молниеносно исчезали: игла, вонзающаяся в руку, следом неимоверное наслаждение. Ухмыляющаяся Джин. Аврора плачет. Жуткая боль во всем теле. Меня всего ломает. Я бью руками стены и стекла. Разбиваю зеркало. Падаю на осколки. Боль в спине, везде кровь. Дальше демоны скручивают меня и колют. Нет, они превращаются в людей в белых халатах. Мне суют трубку в рот: промывают желудок. Заматывают голову бинтами. Я кричу, вырываюсь. Новая вспышка, и Аврора сидит рядом со мной и плачет. Искры, и я вижу Джин: она, хищно улыбаясь, дает мне какую-то таблетку и целует в губы.

Меня всего трясло. Удар Люка в челюсть был своего рода рычагом, который запустил шестеренки, отвечающие за память. Каждое воспоминание передавало и все ощущения, уже прожитые мной. Я начинал все понимать. Постепенно вспышки становились все слабее и медленнее.

Не знаю, сколько я так лежал, не двигаясь и не открывая глаза, но в определенный момент я услышал, как дверь аккуратно открылась. Раздались тихие шаги. На Люка это не было похоже. Я приоткрыл глаза и увидел Марту.

— Какой кошмар! — ахнула соседка в ужасе. — Что произошло?

Старушка подошла и попыталась усадить меня. Я отодвинул ее руки и сел сам.

— За что тебя так? Полицию! Нужно вызвать полицию! — все кудахтала она надо мной.

— Не надо никого вызывать! — недовольно прохрипел я, ощупывая свою челюсть.

Говорить было больно, как, собственно, и дышать. Я протянул руку к своему затылку и нащупал большой рубец. Он сильно выступал и был сантиметров десять. Эту рану я получил, когда в неистовстве крушил всю квартиру, мучаясь от ломки. Та ночь с Авророй на ее дне рождении была ложью. На самом деле в этот момент я, как жалкий червь, валялся на полу, извиваясь и корчась от боли на осколках стекла и зеркала. Во всех реальностях я был жалким куском дерьма. Именно так я себя сейчас и ощущал.

— Надо сделать компресс! Сейчас принесу!

— Не надо мне ничего!

— Тогда хотя бы скорую вызову, — не унималась соседка.

— Не надо никого вызывать! — не сдержавшись, гаркнул я.

Старушка замерла.

— Уходите! — крикнул я на нее еще громче.

Мне нужно было собрать все пазлы воедино, а она только мешала. Марта в нерешительности отошла на пару шагов назад, испуганно глядя на меня.

— Вон! — заорал я.

От этого все ее сомнения испарились, и она торопливо вышла, тихо закрыв за собой дверь.

Я продолжал сидеть на полу, прислушиваясь к боли во всем теле, по большей части для того, чтобы меньше ощущать боль эмоциональную. Мне открылась правда о прошлой жизни. Судя по всему, я написал книгу, которая провалилась. От этого впал в депрессию и стал употреблять наркотики. И только Аврора хотела помочь мне, потому что разглядела что-то в моей писанине. Она полюбила меня и вытащила из грязи, помогла встать на ноги. А я… Люк сказал про свадьбу. Получается, я изменял своей невесте, а в конце и вовсе бросил ее. Хуже всего было то, что это не Гелиос из прошлого сделал ей больно — а я.

Неужели из-за наркотиков я спутал реальность с вымыслом? Возможно, я видел Рейчел раньше, и она мне настолько понравилась, что я решил сделать ее главной героиней моей книги. А назвал ее Авророй лишь для того, чтобы поблагодарить таким образом мою теперь уже бывшую невесту за свое спасение. Вот только что в моих воспоминаниях делала Джин? При мыслях о ней я ощущал странное смешение чувств: эйфория и ненависть. Мне было неприятно вспоминать ее ухмыляющийся образ. Она будто смеялась надо мной. Словно что-то знала, из-за чего имела надо мной власть. Но больше всего меня интересовала моя якобы книга, которая оказалась провальной. Что такого Аврора увидела в ней? Про что я мог вообще писать? У меня не было ни фантазии, ни какого-либо опыта, который помог бы мне в писательстве, и уж тем более вдохновения. Сочиняя сценарий для дешевой мелодрамы, я понимал, что это не мое. Мне не нравилось писать. Как я мог сотворить целую книгу? А еще я был в полном замешательстве оттого, что теперь при воспоминании об Авроре я начинал ощущать непонятное тепло в груди. Но ее светлый образ омрачался, откуда ни возьмись, чувством стыда и тревоги.

Все свалилось на меня одной кучей. Мне было сложно разобраться в этой свалке воспоминаний. К тому же были большие пробелы, которые я не мог восполнить. Вопросы один за одним наваливались на меня. Я вспомнил, что в моем бывшем кабинете были большие стеллажи с книгами. Наверняка одна из них моя. Мне нужно прочитать ее. Это