— А ты продуманный скот, по всем фронтам подстраховался, — ухмыляется мой сокамерник. Все-таки поднимается, потирая лицо ладонями. — Моя — ещё девчонка совсем. В мед ее устроил. Думал, что за пару месяцев надоест она мне, но нет. Запала. Прямо до печёнок пробрала дрянь такая… — со злостью всаживает кулак в железный свод кровати. — И отпустить не могу. И что делать с ней не знаю. Два раза свидание со мной предлагали. Бабки забрала, а от встреч отказалась.

— Ты зачем ей бабки посылал? — искренне удивляюсь.

— А хрен знает, — ещё один удар в свод кровати. — Чтобы нагнуть ее. А может, купить…

— Хм..

— И ты знаешь, — болезненно усмехается, — вот пока она рядом была, почти как должное ее принимал. Все эти ее бабьи нежности. Даже бесился иногда. Представляешь, ей кто-то сказал, что мужику надо на работу обязательно обед собирать. Так она контейнеров приперла. У меня аж глаз задёргался, когда я у себя на кухне пакет пластиковый с борщем увидел…

Начинаю тихонько посмеиваться от его рассказа. Да, Назима такая же. Есть в этом что-то.

— Тебе смешно, а она так смотрела, что взять пришлось. Охрана ещё неделю угорала. Попросил больше так не делать, — продолжает он свой рассказ. — Так она стала мне конфеты в карманы класть. Нет, ну ты понимаешь, я к серьезным людям прилетаю, достаю визитку из кармана пиджака, а она в… — делает выразительную паузу, — в шоколаде!.

— Да, отношения — это такое, — угараю почти открыто, — некоторое вещи надо терпеть…

— Зато наказывать ее в постели просто отрыв башки, — оскаливается Швецов. — Никогда так сыт не был. Горячая, искренняя, и первый я у неё.

— Согласен, хорошая девочка, — киваю с улыбкой. — Где нашёл?

— А прямо на голову вот эту больную свалилась, — поправляет он повязку. — Попойка у нас в сауне была. Ну слово за слово. Перепились. Один мне решил салатником голову пробить. Все решили, что мозги у меня потекли, — посмеивается воспоминаниям, — а это был крабовый салат. Она в соседнем доме жила и иногда убирала в сауне, — он морщась, держится за виски и снова ложится. — Не получается отпустить. Валил бы ты, Тихомиров, уже. Раз есть тебя кому ждать.

— Ничего, выйдешь — разберёшься, — подбадриваю его. — Чего там у тебя по этому вопросу?

— Да нельзя мне пока высовываться, — отвечает задумчиво. — Здесь безопаснее. Года на пол точно завис…

— Беда… — качаю головой.

— Не впервой…

Дверь камеры со скрипом открывается.

— Тихомиров, на выход! — рявкает конвойный.

— Хочешь, передам девчонке чего? — Спрашиваю у своего сокамерника. — Или жену поговорить попрошу?

— Нет, не надо ничего, — резко и упрямо.

— Ну тогда давай, если что, пересечемся.

— Удачи тебе, Тихомиров.

Уже привычным движением заложив руки за спину, выхожу из камеры и ощущаю на своих запястьях холод браслетов.

— А личные вещи? — интересуюсь. — Мне сказали собрать и оставить в камере.

— Да ты не спеши Тихомиров, — скалится конвойный. — У нас сегодня на ужин селедка варёная со свеклой. Все как ты любишь.

Молчу. Тут все ясно. Но на ужин у меня сегодня жареная картошка и секс с любимой женщиной.

На выходе из отсека с камерами к нам присоединяются ещё двое сопровождающих. Один из них накидывает мне на плечи пальто.

Выхожу из здания СИЗО и жадно вдыхаю сырой осенний воздух. Мне кажется, что я чувствую, как он смешивается с кровью и растекается по телу. Хорошо…

— Эй! Чего замер?! — слышу за спиной.

Ожидаю толчок в направлении к уазику, но его не следует. Ухмыляюсь. Хороший знак.

В машину залезаю сам и устраиваюсь на лавке. С руками за спиной сидеть зверски неудобно, но это намеренный нагиб. Ничего, я потреплю. Аккуратно двигаю затекающими пальцами. Ехать до здания суда минут десять.

Зависаем в пробках и дорога получается длиннее. В поиске удобного положения ложусь спиной на стенку автомобиля. Пальто съезжает с плеч и падает. Черт, ладно. Зато сидеть теперь легче.

Возле здания суда замечаю машины своей охраны и ещё несколько машин сотрудников. Это приятно, когда за тебя беспокоятся. Как ни крути.

Меня выводят из уазика под охраной ОМОНа. Почему-то кажется, что эта мера безопасности организована не от меня, а для меня.

Служебный вход, лестница, коридор… Меня заводят в клетку зала суда.

Я поднимаю глаза и первой вижу Назиму. Она сидит рядом с Вадимом, Валерием и адвокатом. Сзади них сидят Анна Ивановна с сыном, Сапронов с женой и дочерью, братья Назимы, Баринов с женой, какая-то молодая девушка в платке и ещё несколько серьезных людей, которых увидеть на свой стороне я не ожидал.

На противоположной стороне межуются совершенно невнятные личности, которые постоянно дёргают своих адвокатов. Филатова в группе поддержки нет, зато есть Михаил с личным адвокатом и парой охранников. Боится…

— Прошу всех встать, — произносит секретарь.

Мои руки наконец-то освобождают. Присаживаюсь на лавку и отыскиваю взглядом глаза жены. Она осторожно рисует пальчиком мне в воздухе сердце. Женщины… такие женщины.

Дальше — все, как по учебнику. Обвинения, свидетели, мой адвокат протестует, суд принимает, разрешает вызывать своих. От дифирамб моей личине даже начинаю себя неловко чувствовать. Больше всех удивляет жена. Тем, что прикладывает к делу не только свидетельство о браке, но и справку о беременности. Этим самым заявляя о ней во всеуслышание.

— Ваша честь, как вы считаете, — говорит она с достоинством королевы. Только голос подрагивает. — Стала бы я рожать детей мужчине, который отобрал у меня компанию родителей?

По залу ропот. Вопрос резонный. Смотрю на ее братьев. Хмурятся, лица тяжёлые. Но что теперь поделать.

Адвокат демонстрирует занятное видео, где мой зам в каком-то бассейне договаривается с Филатовым о спонсорской помощи в захвате компании. Обвинение просит экспертизу подлинности записи. Судья отказывает.

Прокурор ещё как-то пытается вытащить и прогнуть позицию обвинения, а следователь даже не участвует. Но его я все равно задавлю первым из принципа «дашь на дашь».

Последней показания даёт та самая незнакомая мне молодая девушка в платке. Она оказывается последней женой старшего