– Глаша, – не прекращая работать напильником, взглянул на девушку Олег, – беги отсюда, спасайся! Ты девушка неглупая, добраться до Москвы сумеешь. Там найдешь моего отца, его зовут…

– Нет! – выкрикнула она, и по ее лицу побежали слезы. – Я не уйду! Я умру вместе с тобой! Мы наглухо закроем дверь и не впустим их. Пусть даже подожгут эту избу. Я скорее сгорю, чем брошу тебя! Нет, мы им не сдадимся!..

– О боже! – Вертя в руках напильник, Олег сокрушенно вздохнул. – М-м-м-м! Вот, упертая!..

Уже не зная, что бы еще сделать, он сунул острый конец напильника в личинку замка и с криком: «Да, откройся же ты, зараза!» – повернул его из стороны в сторону.

И тут… негромко щелкнув, замок открылся! Они с Глафирой некоторое время, словно зачарованные, смотрели на него, боясь шелохнуться. Первой пришла в себя девушка.

– Ты свободен! Олежек! Мы спасены! – воскликнула она и, разомкнув ошейник, отбросила цепь. – Бежим на Быструю! Там есть переход по камням на другую сторону. Одна лишь я его знаю. Нам бы только успеть туда добежать. У нас всего полчаса времени. О, минуточку! Старухе я заранее написала прощальное письмо. Пусть знает, что зря она старалась, что не буду я ведьмой!

Глаша достала из-под одежды какой-то странный, остро заточенный нож, исписанный тетрадный лист бумаги и, приложив письмо к стене, с размаху прибила его концом ножа.

– Знаешь, что это за нож? – смеясь, спросила она. – Это специальный колдовской нож для жертвоприношений. Я его сегодня утром стащила у старухи. Хотела по дороге выбросить, но подумала: а вдруг пригодится? Вот и пригодился… Бежим!

И они побежали, если только это можно было назвать бегом. К счастью, Глафира уже успела отойти от действия сонного зелья, поэтому поддерживала Олега, который все еще испытывал его действие. Стиснув зубы, он старался как можно быстрее переставлять ноги, но это получалось плоховато. Тем не менее они постепенно приближались к своей конечной цели – берегу Быстрой.

Чувствуя, что силы его покидают, Кирканин на несколько мгновений остановился перевести дух и, увидев слева большую низину, густо поросшую молодым сосняком и кустарниками, указал Глафире:

– А если нам затаиться в той чащобе?

– Вот что значит городской! – вздохнула она. – Олежек, найти нас по следам им труда не составит. Бурый – он как собака, по следам может найти человека.

– Но тогда попробуй убежать одна! – Олег был готов скрежетать зубами от ощущения своего полного бессилия.

– Нет, Олежек, мы побежим вместе! Давай, давай! Побежали!..

И они побежали дальше, спотыкаясь, выбиваясь из сил, в безумной надежде достигнуть спасительной реки. Вскоре меж деревьев показался край Быстрой, и у них словно прибавилось сил. Но… Когда они были от берега в какой-то полусотне шагов, позади раздался громкий топот, и сиплые голоса гундосо заорали:

– Куды! А ну, стоять!

Подхватив с земли камень, Кирканин загородил собой девушку, с ненавистью глядя на Бурого и его брата, которые, злобно ухмыляясь, приближались к ним с пистолетами на изготовку. Схватка была короткой и неравной. Олега, связав по рукам и ногам, бросили лицом вниз на землю, а Глафиру отморозки привязали к дереву. Лишив своих пленников возможности бежать, негодяи невдалеке от них сели на траву передохнуть и хлебнуть спиртного. Обсуждая перипетии погони, подонки с гоготом обсуждали, кого и как будут казнить первым.

Когда они приступили к исполнению задуманного и девушка с ужасом и отвращением увидела, что под горло Олега бандиты для чего-то подставили эмалированную миску, переговариваясь меж собой, что сейчас, как подобает истинным последователям бандеровских головорезов, они отведают «живого винца», она отчаянно стала звать на помощь.

Будучи уверенными в том, что им опасаться нечего, нелюди лишь потешались, слушая ее отчаянные крики. Правда, их одно раздражало – видеокамера отчего-то начала «глючить», и младшему Хуштюку пришлось с ней повозиться, чтобы съемка началась. И именно в этот момент прибежали опера…

На какое-то время в кабинете Орлова повисла тишина.

– Слушайте, неужто они действительно собирались пить кровь Олега Кирканина? – спросил Петр с гримасой отвращения на лице.

– Я, может быть, и сам в подобное не поверил бы, если бы не читал об этом в воспоминаниях сотрудника НКВД, который еще с войны вылавливал по лесам бандеровцев, – без тени улыбки ответил Лев. Их диверсионно-разведывательные группы, подготовленные для действий в глубоком «москальском» тылу, по программе подготовки выживания в любых условиях, должны были уметь питаться чем угодно, даже человеческой плотью. Как считает судебный психиатр Ключенко, бандеровщина – это не просто политический бандитизм, это еще и своего рода сектанство сатанистского пошиба, со всеми его атрибутами.

– Кстати! Бурого и бабку местные не разрешили хоронить на сельском погосте, – вскинув указательный палец, сообщил Крячко. – Их там же, в Черном урочище, и закопали под кедром, где висит гроб главного шамана Дьаманула.

– А Хуштюк-младший показал себя таким слизняком, таким ничтожеством… – с оттенком презрения обронил Гуров. – Представляешь, начал орать, что он всегда ненавидел Савелия, что тот принуждал его похитить Олега Кирканина, а сам он был категорически против этого.

– Да-а-а! – едко рассмеялся Станислав. – Было, было! Он даже порывался плюнуть на труп своего брата. О, что значит бандера!

– Невероятно! Это ж какие уроды?! – Генерал потер лоб кончиками пальцев и добавил: – Кстати, а не больно ли много там и главных, и великих шаманов – то этот Дьаманкул, то еще один, что разрешил вам объегорить бандитов… Как его?

– Кайынгчы, – подсказал Лев. – Они оба считаются самыми сильными, только Дьаманкул – черный шаман ночи, которого питали духи зла и разрушения, а Кайынгчы – белый шаман дня, он имел дело лишь со светлыми духами, которые помогают людям, и брал силы от солнца. Кстати, в это трудно поверить, но в те часы, когда мы брали банду в лесу у Ржачихи, меня не оставляло ощущение, что за нами постоянно кто-то наблюдает и даже как-то влияет на обстановку. Я не знаю, как это объяснить, но бандиты очень часто срывались в полный неадекват. То впадали в панику, то начинали звереть, то закатывать истерику…

– Точно, Лева! – Стас решительно тряхнул кулаком. – Когда я вырубал Кардана с Ботом, то Бот успел нажать на гашетку. Он вполне мог шмальнуть прямо в меня. Но у него всего на секунду как будто отнялось плечо, и он просто не смог поднять руку!

– Гм… – Орлов задумчиво нахмурился. – Да, мужики, вы такое рассказываете, что нам только и остается уверовать в мир лесных и горных духов и нанять в Главк штатного шамана.

– Не переживай, уж как-нибудь обойдемся без шамана, – рассмеялся Лев. – Просто мы хотели сказать, что еще и на Синяжском заметили: лес – это нечто особенное. Это не просто много деревьев, а свой особый мир, со своими внутренними связями, ощущениями, настроениями. Может быть, даже со своими мыслями… Помнишь, у Есенина стихи о березе: «Открой, открой мне тайну своих древесных дум…»? Вот-вот! Так что на нашу сторону мог встать сам лес.