ночам? Только ли из-за наркотиков или из-за воспоминаний о чем-то ужасном? Почему мама с папой так не похожи на других родителей? На эти вопросы у мальчика не было ответов. Он не сомневался только в одном: ни мать, ни отец никогда не изменятся и никогда не начнут по-настоящему замечать его.

Светловолосая девочка быстрой пружинящей походкой двигалась вдоль железнодорожной насыпи. Ее ножки в коротких шортах смыкались и размыкались, как лезвия ножниц, коса подпрыгивала. Какое нежное и мягкое создание! Она была похожа на фею, каким-то образом попавшую в этот жесткий, резкий и шумный мир.

Поскольку девочка ни разу не обернулась, он забыл об осторожности, осмелел и приблизился к ней. Ему показалось, что на расстоянии десяти метров он улавливает ее аромат.

Там, где насыпь пересекала деревенскую улицу, был узкий подземный переход, выложенный жженым кирпичом. Мальчик неплохо изучил местность и знал, что на другой стороне нет ничего, кроме полей, лугов и лесов. На конный двор эта дорога точно не вела.

Но девочка нырнула в переход и через несколько секунд вынырнула. Он тоже спустился и, скрытый кирпичной стеной, выглянул из-за угла. Сойдя с насыпи, девочка свернула на проселочную дорогу – прямую, как стрела.

Поскольку на этом пути ему негде было бы спрятаться, он подождал в туннеле. Над головой прогрохотал товарняк. Стены задрожали, со сводов посыпались мелкие камешки и пыль, пространство наполнилось оглушительным шумом. Только через пару минут после того, как поезд проехал, мальчик решился выйти из своего укрытия.

А ее уже и след простыл! Ни подпрыгивающей косы, ни голубого портфеля – бесконечная прямая дорога была пуста. Вдалеке над серой щебенкой колыхалось марево. Одинокий трактор разъезжал по полю, переворачивая сено, разложенное для просушки.

Слева на почти скошенном лугу стояла старая покосившаяся деревянная рига. За много десятилетий переменчивая погода искривила и посеребрила доски. Казалось, строение не падало только благодаря двум большим кустам бузины, которые как будто бы подпирали его.

Проезжая мимо, никто бы этого не заметил, но мальчик пригляделся, и красный отсвет бросился ему в глаза. Там, за кустами, стоял велосипед, прислоненный к стене. Его задний фонарь отражал солнце, проникавшее сквозь густую листву.

Мальчик понял: она в этом сарае. Больше ей просто некуда было деться. Что-то внутри его не хотело туда идти, каждый шаг давался ему с трудом, но он все равно шел.

В стене зияли щели разной ширины. Приблизив лицо к одной из них, мальчик сразу же уловил движение по ту сторону стены, а секундой позже, опершись руками о теплую древесину, услышал и звуки.

Несколько бесшумных шагов – и он уже заглядывает из-за угла в открытую дверь. Они были наверху, на сеновале.

Их тела, утопающие в облаке сухой травы, переплелись, губы соединились, руки парня лежали на ее спине.

Внезапно мальчик ощутил такой холод внутри, что ему захотелось здесь и сейчас уничтожить все живое. Он испугался сам себя и своей злобы, хотя она и казалась ему совершенно оправданной.

У лестницы, ведущей на сеновал, стоял голубой портфель. Прежде чем убежать, мальчик схватил его и не отрывал от груди до самого дома.

10

«Я потерялся в тебе, я боец без забрала. Все кружится, смысл как будто в тумане. Ты неисцелимо опьяняешь меня…»

Ребекка выключила плеер, но теплый чистый голос Сандры Дойтер еще какое-то время звучал в ее голове. Дав ей этот диск, мать исчезнувшей девушки сделала очень правильный ход. Ни один человек, сохранивший хоть какую-то способность чувствовать и сочувствовать, не мог остаться равнодушным к пению, передающему столько эмоций. Даже низкое качество записи ничего не меняло. Эта песня выделяла Сандру Дойтер среди других пропавших девушек. У нее была мечта и был талант.

Глубоко вздохнув, Ребекка взяла телефон и набрала номер. Бьянка ответила сразу же. Как только массажистка, наверняка уже приступившая к работе, поняла, кто ей звонит, ее голос изменился. В нем зазвучала хорошо знакомая многим полицейским смесь страха и надежды.

– У меня вопрос, – сказала Ребекка. – Был ли в ближайшем окружении Сандры кто-нибудь, кто погиб незадолго до ее исчезновения? Друг? Подруга?

– Нет… – ответила Бьянка Дойтер, поколебавшись. – А что?

– Точно нет?

– Точно нет. Я бы знала. Но почему ты спрашиваешь?

Вместо ответа Ребекка, взяв себя в руки, задала следующий вопрос:

– А не осталась ли в квартире Сандры после того, как она пропала, какая-нибудь еда, которую она заказала, но не успела открыть? Ты не помнишь?

– Что? Еда? Не понимаю…

– Постарайся, пожалуйста, вспомнить. Это могло бы нам помочь.

На том конце повисло молчание, наполненное тем, чего Ребекка и боялась. Задавая Бьянке Дойтер эти необходимые вопросы, она могла установить, что исчезновение Сандры не относится к тому делу, которое они с Йенсом и Кариной сейчас расследуют, а это, в свою очередь, означало, что Ребекка не может и, вероятно, никогда не сможет помочь несчастной матери. Благодаря этой женщине полиция обратила внимание на других пропавших девушек. Если судьба ее собственной дочери в итоге останется неизвестной, признать такую неудачу будет очень больно. Ребекка уже сейчас испытывала угрызения совести, потому что на самом-то деле звонила Бьянке не столько из-за Сандры, сколько из-за Мелли и Беатрикс.

– Нет… Еды не было.

– Уверена? Может, пицца в коробке? Или еще что-нибудь, доставленное курьером?

– Да, я уверена.

– О'кей… Это хорошо. Правда хорошо, – ответила Ребекка, постаравшись придать своему голосу оптимизм, который был так нужен бедной женщине, но попытка оказалась неудачной.

– Разве? А точно не наоборот? – Ребекка похолодела. Бьянка настойчиво продолжила: – Если б в квартире была еда и кто-то из друзей Сандры погиб, это значило бы, что вы напали на след?

Вопрос был простой и заслуживал честного ответа.

– Да, вполне возможно.

– Но без этих косвенных улик говорить не о чем?

Профессиональное слово в речи Бьянки не удивило Ребекку. Мать, два года ищущая свою дочь, не раз имела дело с полицией и знала, сколько будет один плюс один.

– Отсутствие этих косвенных улик означает, что мы пока не можем продвинуться в расследовании дела твоей дочери. – Произнеся эти слова, Ребекка закрыла глаза и покачала головой, сама на себя негодуя: как можно говорить о таких важных вещах таким сухим канцелярским языком? – Но это не значит, что я сдалась, – прибавила она с усилием.

– Ты обещаешь продолжать?

Ребекка почувствовала себя припертой к стене. Подобного обещания она дать не могла, потому что неизбежно нарушила бы его. Но отнять у Бьянки Дойтер последнюю надежду, обречь ее на вечное отчаяние… Нет, это было