В общем, Дэн приуныл. Почувствовав себя дураком, ретировался в свою комнату. И уснул, растянувшись на кровати поверх покрывала, когда часы не пробили еще и половины девятого.

Проспал он часов пять, если не больше, потому что было уже далеко за полночь, когда голод заставил его подняться и отправиться на поиски еды. В гостиной могли сохраниться остатки ужина.

Из-под двери зала пробивался свет.

Мучимый неприятным предчувствием, Дэн замер, не решаясь подойти и заглянуть в комнату.

Они были там, оба. Лисанский и Ева. Их тихие голоса звучали в глубине гостиной заговорщицки и интимно. Дэн попытался вспомнить, когда в последний раз ощущал такую тяжелую, сковывающую неловкость. Они разговаривали – не разобрать слов, не понять, что обсуждали и над чем смеялись. Но вдруг стало плохо. Внутри заворочался знакомый черный, тоскливый, чужеродный комок омерзения. Всосался в душу, вытягивая силы, навалился, как грудная жаба, и он почувствовал, что слабеет от удушья, от тревоги, ледяными волнами разливающейся в груди и перерастающей в панику. Беспросветность, безнадежность, тупик, холодная, сырая каменная плита – что-то жуткое, неподвижное отрезало его от внешнего мира, и мир этот окрасился во все оттенки черного и превратился в безжизненную, выжженную пустыню. Тошнота подкатила к горлу, холодный пот выступил на коже, и Дэн привалился плечом к стене у двери.

Чужой. Лишний. Ему не было места в гостиной. Как так получилось, что у этих двоих нашлось больше общего, чем у него самого с каждым из них по отдельности? Как вышло, что они мило ворковали в теплой комнате, не испытывая неудобств, не заботясь о том, что на дворе глухая ночь, а он стоял здесь, в коридоре, и не решался войти? Боялся потревожить их? Ощущал возникшую между ними связь? Завидовал? Чувствовал себя калекой, лишенным способности испытывать хоть что-нибудь, хоть бледное подобие привязанности? Он знал Лисанского слишком хорошо – или не знал вовсе? – чтобы стремиться оградить от его влияния неискушенную Еву, но имел ли право вмешиваться? По старой дружбе? А была ли она, эта дружба? Столько месяцев для него не существовало никого и ничего, кроме собственной боли и воспоминаний о Руте. Так почему он решил, будто Ева оценит его заботу, его благие намерения?

Нужно было просто развернуться и уйти. Он мог удовольствоваться ролью наблюдателя. Затаиться, перестать маячить на горизонте, чтобы появиться в нужный момент. От мыслей о «нужном моменте» Дэн вздрогнул. Нет. Даже в «нужный» момент он не рискнет приблизиться. Просто потому что чужие отношения его не касались.

Из гостиной донеслись звуки шагов. Кажется, Лисанский и Ева вспомнили о времени и засобирались спать.

Тихо, чтобы ни одна половица не скрипнула, Дэн проскользнул по коридору и скрылся в своей комнате.

Ева и Лисанский все больше времени проводили в гостиной за разбором текстов древних фолиантов и нескончаемыми разговорами.

Дэну оставалось только вставать ни свет ни заря, чтобы тихонько проскальзывать в опустевшую гостиную с потухшим камином. Стоило дровам, превратившись в головешки, погаснуть, как дом начинал выстывать – и уже через час воздух становился промозглым, сырым, противно колючим. Ежась и передергивая плечами, Дэн плотно прикрывал за собой дверь, оглядывался, неторопливо разжигал свечи, разминал затекшие мышцы, стряхивая липкие, тягучие остатки тяжелого сна, и начинал упражнения.

Ничего особенного. Несколько движений, которые стоило отточить до уровня бессознательного мастерства, как когда-то оттачивались формулы боевых заклятий.

Мышцы разогревались, магия концентрировалась, разгоралась, набухала, выливаясь из разгоряченного тела в окружающее пространство. Дэн стягивал с плеч футболку, швырял ее в ближайшее кресло на стопки книг и продолжал работать. Дольше, усерднее, настырнее. Волшебство без браслетов тяжело поддавалось контролю, стихийная магия так и брызгала в разные стороны, била ключом, и требовались поистине титанические усилия, чтобы с первого же упражнения не разгромить половину гостиной, не разнести оконные стекла на тысячу осколков и не превратить книги в ворох измельченной бумаги. Пот выступал на коже, и даже волосы слипались и торчали иголками. Страшно хотелось пить. От напряжения все тело ломило, и к концу второго часа Дэн чувствовал себя так, словно собственноручно разгрузил вагон с углем.

Но это, пожалуй, было в самый раз. Волшебство требовало выхода, от неиспользованной магии тело превращалось в натянутую струну – и звенело, и болело, и просило разрядки. Дэн падал в изнеможении в кресло, едва наскребая сил на то, чтобы протянуть руку к графину и наполнить стакан, и жадно, в несколько глотков выпивал воду. Растянутые мышцы горели и гудели. Он чувствовал себя выжатым. И это было правильно, потому что иначе его бесконтрольная сила, многократно увеличенная злостью, отчаянием и разочарованием, норовила вырваться в самый неподходящий момент и обернуться взрывом.

Это утро ничем не отличалось от предыдущих. Разве что один раз Дэн все-таки ослабил контроль, и заклятие угодило прямиком в кружку с недопитым чаем на журнальном столике. Перемололо ее в фарфоровую пыль, которая осела на ковре, – даже собрать было нечего.

– И сколько кружек ты уже переколотил?

Тихий сонный голосок прозвучал до того неожиданно, что Дэн вздрогнул и резко развернулся. Воздух вокруг налился янтарной желтизной с извилистыми прожилками насыщенной красноты, раскалился и полыхнул столбом огня.

Ева прикрыла глаза ладонью. Дэн поспешно вскинул руки, гася горячие магические волны, обжегшие кожу и опалившие волосы.

– Стучать нужно, – проворчал он, тяжело дыша и пытаясь за недовольным тоном скрыть растерянность и неловкость.

– Это общая комната, – возразила Ева. – Я привыкла входить без стука.

– Ты могла пострадать.

Ну, пока чуть не пострадал только он сам. Голые плечи, грудь и руки пощипывало и дергало болью от ожога. Дэн поднял с кресла футболку и, морщась, вытер пот.

– Я захотела пить, – сказала Ева.

– Вы же вроде недавно легли… с Лисанским, – добавил он нарочито равнодушным тоном.

– Да, засиделись сегодня.

Девушка неторопливо обогнула диван и наполнила водой стакан.

– Как обычно, – буркнул Дэн.

– Ты мог бы побыть с нами, – заметила она. – У Игоря потрясающие познания в области зелий, особенно запрещенных. А еще он объездил полмира и встречал множество интересных людей.