Несмотря на это, они конфирмовались, и у них хватило ума не огорошивать деда и бабушку фактом, что они не верят в их Бога. Эта бомба была припрятана до лучших времен.

Вскоре после конфирмации до Фрейи начало доходить, что Бальдур не был таким же прилежным учеником, как она. Его интересы лежали совсем в других сферах, и все ее попытки достучаться до него ни к чему не приводили; он мало-помалу превращался в проблемного подростка. И вот теперь они сидели здесь, и Фрейя сожалела, что не была с ним более решительной и строгой. Впрочем, вряд ли это что-то изменило бы.

– Как там козлина? Слышала от него что-нибудь?

Бальдуру не нужно было объяснять, кого он имел в виду: козлом мог быть кто угодно, козлиной – только ее бывший. Бальдур его не выносил и никогда по-другому не называл.

– Ты же знаешь, я могу устроить, чтобы его мочканули, если он что-нибудь попробует…

– Что-нибудь попробует? Не смеши, ничего он не попробует. Помнишь, это я от него ушла? Из-за его занудства, а не из-за того, что он руки распускал.

Фрейе вспоминилось его бесконечное брюзжание по самым невероятным поводам, и она удивилась, как долго это терпела. Что это за жирное пятно на дверце холодильника? Ты что, заехала на бордюр? На диске вмятина. Сколько раз я просил тебя ставить сумку на место сразу по приходе домой? Почему посудомойка загружена так по-дурацки?

Хотя ее нынешние обстоятельства были далеки от идеальных, зато без риска нарваться на лекцию по поводу неправильно развернутого рулона туалетной бумаги.

– С ним все кончено и покончено, я абсолютно свободна.

Бальдур улыбнулся.

– У меня здесь, в моем коридоре, есть двое, сидят за побои и изнасилование своих бывших. Я полагаю, те тоже считали себя абсолютно свободными, разъехавшись со своими уродами. – Он отхлебнул из стаканчика и задумчиво уставился в окно. – Запри дверь и держи Молли поближе, козлина на нее не попрет.

Фрейя боялась, что Молли, если что, скорее набросится на нее, чем на кого-то другого, но изливать брату свои опасения не стала. Ее больше беспокоило, что Бальдур действительно может устроить отсюда какую-нибудь вендетту, которая наверняка закончится плохо лишь для него самого.

– Молли спит на полу у кровати, и от него останутся кости, прежде чем он переступит порог комнаты. – Она улыбнулась брату. – Оставь его в покое, Бальдур; он не стоит того, чтобы ты сидел здесь дольше, чем нужно. Он ничего плохого мне не сделал, просто чуть не уморил своим занудством.

– Раз ты против того, чтобы я нашел тебе хахаля, тогда как минимум я должен организовать тебе телохранителя. Хочешь?

– Телохранителя? Нет, спасибо, такого мне не нужно. Мы с Молли сами с усами, за нас не беспокойся.

По выражению лица брата Фрейя видела, что не убедила его. Или Бальдур сам решил, что не убежден. Она понимала, что чувство, будто он ей помогает, придавало его подвешенной на время отсидки жизни какой-то смысл. Но почему эта помощь не может заключаться в составлении ее налогового отчета или вырезании из газет объявлений о сдаче квартир? Почему обязательно должно быть что-то экстремальное?

– Нет, правда, я не хочу, чтобы кто-то постоянно торчал у моего дома.

Бальдур на это не отреагировал, и они переключились на другое. Когда свидание закончилось, солнце уже село, и Фрейя ехала домой под раскинувшимся над землей потемневшим небосводом.

* * *

Когда раздался звонок телефона, Фрейя сидела в машине у автокафе. Она попыталась ответить, одновременно протягивая в окошко кредитку и принимая покрытый жирными пятнами пакет с едой.

– Алло?

– Фрейя?

Она узнала голос работника Комитета защиты детей, но никак не могла вспомнить его имя. Когда он представился Йоунасом, перед глазами всплыл образ славного малого, прекрасного работника, у которого был единственный недостаток – он любил перебивать собеседника. И это безумно раздражало.

– Тут у нас кое-что произошло в связи с этой девочкой, Маргрет…

– Произошло?

Прижав телефон плечом и приняв из окошка карту и чек, Фрейя припарковала машину рядом с кафе.

– Нам позвонили из полиции; не знаю, что там случилось, но, похоже, какой-то крутой поворот в деле.

Он замолчал, и Фрейя была вынуждена некоторое время слушать его дыхание в трубке. Возможно, Йоунас надеялся, что она заговорит и он сможет ее перебить. Фрейя решила не предоставлять ему такого удовольствия и молча ждала продолжения.

– Короче говоря, мы удовлетворили просьбу полиции установить над девочкой временную опеку. Насколько я понимаю, она не хочет быть со своим отцом, к тому же полиция считает нужным скрыть место ее нахождения сейчас, когда происшедшее дошло до СМИ. А если читать между строк, мне кажется, они опасаются реакции преступника на новость, что девочка оказалась свидетелем убийства.

– И?.. Вы хотите знать мое мнение по этому поводу?

– Нет-нет, совсем нет.

Фрейя решила не принимать эту реплику как оскорбление – скорее всего, он просто неудачно сформулировал фразу.

– Я звоню с другой целью. Мы надеялись, что вы лично смогли бы присмотреть за ней. Всего пару дней, а возможно, один или даже полдня.

– Полдня? – По салону расползался горячий запах жареного, стекла подернулись влажной дымкой.

– Да, как только полиция закроет дело, девочка сразу сможет вернуться домой. Будет странно, если они не арестуют кого-то в ближайшее время.

– Нет, к сожалению, я никак не могу.

– Да это не такая уж большая проблема. Нужно просто переждать какое-то время в квартире, которую мы используем для таких ситуаций. Там в данный момент как раз никого нет.

– А почему нельзя определить ее к Богге?

Богга курировала патронажный дом для изъятых у родителей детей, в котором те находились, пока решалась их дальнейшая судьба.

– У нее сейчас нет мест, даже два ребенка сверх нормы.

– Все равно я не могу; у меня собака на передержке, я не могу оставить ее одну.

– Мы можем заплатить за отель для собак.

– О боже! Что, никого другого для этого нет? Например, Диса или Элин…

Она называла только женщин, поскольку знала, что иное невозможно по регламенту. Мужчинам не разрешалось оставаться наедине с клиентами опеки – и вовсе не из-за опасений, что любой из них мог оказаться неуправляемым ублюдком, а потому, что у некоторых детей была настолько травмирована психика, что они в человечном отношении к ним мужчины могли прочесть нечто совсем другое. Конечно, то же самое относилось и к женщинам, но к ним не относились с такой же категоричностью.

– Они же работают сейчас? Ну, или Силья; я знаю, что она не в отпуске.

На другом конце провода некоторое время слышалось покашливание и похмыкивание, будто собеседник Фрейи подыскивал правильный ответ.