Он отметил у себя дату встречи, в ходе которой собирался проверить, не было ли у Элизы в школе какого-нибудь заклятого врага. Выписанная на бумагу дата смотрелась одиноко и несуразно, но наводок у них было и так кот наплакал, и Хюльдар решил, что пока и это сойдет.

Бедственное состояние следствия вынуждало Хюльдара сосредоточенно просматривать собранную Алмаром информацию. Он вовсе не фанател от соцсетей, ему это было совершенно неинтересно. У него имелся аккаунт в «Фейсбуке», но заходил он туда крайне редко – просто не понимал, что там делать, не знал, что писать на «стене», не горел желанием глазеть на фотографии знакомых и приятелей в отпусках или на горных прогулках. С детьми своих сестер ему было интереснее встречаться в реальной жизни, тем более что все они были мальчишки, а это уравновешивало игру после жизни один на один с пятью девчонками.

В отличие от него, Элиза постила очень добросовестно – чаще всего о детях. Она в подробностях описывала их затеи и выдумки, что, без сомнения, было интересно всем, кто умилялся детьми. Хюльдар таковым не являлся. Еще труднее ему было постичь бесконечные фотографии тортов и всякой другой снеди, которую Элиза готовила, пекла или заказывала в ресторанах. Однако ее подругам все это, видимо, казалось исключительно интересным, и каждый такой пост собирал множество комментов.

Хюльдар быстро пролистал все публикации – убийство Элизы вряд ли было связано с затеями ее детей или предпочтениями в еде. То же самое относилось и к работе в следственном отделе налоговой службы. Ее начальник уверил, что, хотя недоброжелателей их службы существует немало, исключено, что их месть могла быть направлена конкретно против Элизы. Она работала в бэк-офисе, не имела прямого контакта с подследственными и не давала показаний в суде. Те, кем занимался следственный отдел, вообще не знали о ее существовании.

Тем не менее, просматривая Элизину ленту, Хюльдар вскоре понял, что Маргрет сильно отличается от своих младших братьев. Элиза редко описывала ее забавы или смешные оговорки. Если она и писала о дочери, то, как правило, о чем-то серьезном – о чем родители обязаны сообщать миру: например, о выпавшем зубе или успехах в учебе. Постов о школьных достижениях было много, но в остальном, похоже, Маргрет была не особо веселым и жизнерадостным ребенком. Хюльдар почувствовал угрызения совести по поводу планов о передаче ее в учреждение опеки. Если у девочки и без того тяжелый характер, сейчас не самое лучшее время выбивать у нее из-под ног почву.

Следователь напомнил себе, что Маргрет сама не захотела находиться с отцом – что бы это ни означало. Может, она передумает в последнюю минуту? Вполне может быть…

Оторвавшись от компьютера, он уставился в окно – на море и Эсью[14], отстраненно царящую над заливом и всей человеческой суетой. Наверное, хорошо быть горой, никогда не сталкиваться с проблемами и не получать под свою ответственность дел, с которыми тебе не под силу справиться…

Вздохнув, Хюльдар тряхнул головой. Может, они зря беспокоятся о безопасности Маргрет? Одно дело убить взрослого, и совсем другое – ребенка. Но, опять же, одно дело убить традиционным способом – дубиной, ножом, пулей; и совсем другое – высосать из человека всё с такой силой, чтобы лопнули втянувшиеся внутрь барабанные перепонки. Такое свидетельствовало об отсутствии милосердия.

Он снова вернулся к фотографиям – тем, что были выставлены на «Фейсбуке» или хранились в компьютере Элизы. Зеленоватые глаза Маргрет на почти бесцветном лице, окруженном ярко-рыжими локонами, казалось, следили за ним. Она была единственной в семье, всегда смотревшей в объектив; другие будто и не замечали, что их снимают. Маргрет, похоже, была привязана к матери больше, чем ее братья, – на большинстве фоторгафий она либо держалась за мать, либо стояла рядом, плотно прижавшись. Ему даже показалось, что на последних снимках эта привязанность усилилась, будто Маргрет предчувствовала, что должно произойти в ближайшем будущем.

Почему-то Хюльдару было неловко копаться в семейных фотографиях, явно не предназначенных для чужих глаз. Он уже просмотрел достаточно, чтобы предположить, что Сигвалди и Элиза были обычной, радующейся жизни парой; она улыбалась или смеялась почти на каждом снимке, и, глядя на них, напрашивался единственный вывод: между супругами царили любовь и дружеское взаимопонимание. Хотя, конечно, это могла быть просто игра на публику.

Просмотр фотографий занимал много времени, но Хюльдар решил, что это было важно сделать, и сосредоточился на социальной жизни Элизы. Материалов на эту тему было предостаточно – у нее имелось много друзей, все активно контактировали и регулярно встречались. Постоянно обсуждались приглашения на обеды, дни рождения детей, лекции о разных диетах, посещения спа-салонов, и практически на все это Элиза отвечала с радостной готовностью.

У Хюльдара было мало опыта в браках и женщинах вообще, поэтому ему было трудно судить, являлось такое поведение нормальным или же оно свидетельствовало о неудачном браке, казавшемся на первый взгляд идеальным. Он не мог отделаться от чувства, что тут что-то не так. По крайней мере, ему казалось, что семейная жизнь должна уменьшать жажду общения с другими, но, возможно, он просто отстал от жизни? Может, в этом и крылось объяснение, почему он до сих пор один? Если б он не был идиотом и не залез в постель к Карлотте, то сейчас мог бы выспросить какую-нибудь премудрость у Рикхарда – уж тот-то на распадающихся браках собаку съел. Но упоминать семейные неурядицы или называть имя Карлотты в присутствии Рикхарда было просто немыслимо. Вообще, чем скорее они оформят развод, тем лучше. А там уж время позаботится, чтобы этот конфуз с Карлоттой мало-помалу забылся и в конце концов перестал всплывать в голове каждый раз, когда Хюльдар видел Рикхарда. По крайне мере, он лелеял надежду, что так и будет.

В остальном мало что из собранного на флэшке привлекло его внимание. Банковские сводки, которые Элиза отправляла аудитору, показывали, что их финансовое положение было умеренно хреновым, то есть чуть лучше, чем у большинства семей в наши дни, и со смертью Элизы оно никак не изменилось. Страховые компании подтвердили слова Сигвалди о том, что у нее не было никаких страховок. Он мог, конечно, умолчать об иностранной страховке, но это все равно выплывет наружу. Они уже разослали запросы во все иностранные компании, продающие страховки исландцам, и ответ ожидался со дня на день.

Хюльдара вдруг осенила мысль, что, возможно, тот, кто наблюдал за домом, мог случайно попасть на одну из фотографий, – и принялся по новой просматривать их одну за другой, внимательно вглядываясь. Когда в дверь постучались и в кабинет просунулась голова Эртлы, с экрана компьютера на Хюльдара смотрели Элиза и Маргрет. Снимок был сделан на улице, и обе они, как это ни странно, смотрели прямо в объектив. Яркое солнце играло бликами на волосах, а в глазах обеих читалась какая-то тоска, хотя Элиза и предприняла жалкую попытку улыбнуться. Лицо Маргрет было таким же окаменевшим, как и на других фотографиях, и, наверное, поэтому она казалась гораздо старше своих лет.