— Не обижайся, девочка, — натягивает на лицо неестественную улыбку.

Его эта манера обезличивать людей всегда раздражала. Да и слова вряд ли дотягивают до извинений.

— Но ты, — снова возвращает свое внимание ко мне, — даже не думай, что я стану помогать, даже…

— Тебя никто и не просит, — пожимаю плечами и отталкиваюсь ладонями от поверхности дивана.

Ксюха так и не шевелится. Как статуя там замерла и смотрит. Сокращаю расстояние между нашими телами. Беру ее за руку. Крепко сжимаю маленькую ладошку, замечая на себе беглый растерянный взгляд покрасневших от слез глаз.

Она сама ко мне тянется. Переступает последнюю ступеньку. Впивается ногтями в кожу. Сейчас она словно стала еще ниже. До плеча не дотягивает. Вся эта ситуация изрядно ее вымотала. И это неудивительно.

— Договорим как-нибудь потом, — бросаю отцу через плечо и тяну Ксю к двери.

Где-то в глубине души надеюсь, что на сегодня это все. Представление закончено. Но так же не бывает, правда?! Как только мысли начинают крутиться в этой плоскости, в гостиную спускается Рика.

— Только попробуй с ним уехать, — она снова орет, — тебе проблем мало? Ты что со своей жизнью делаешь, дурная!

Наверное, с моей стороны сейчас правильно дать Ксю выбор, но я не особо этим заморочен. Практически не даю ей время на раздумья и тяну к выходу.

Она колеблется пару секунд. Молчит. За все время, что мы здесь, не проронила ни слова. И я ее понимаю.

— Поехали, — говорю это больше себе, чем ей.

В итоге она уверенно идет за мной, а в момент, когда Рика начинает вопить еще громче, зажимает уши ладонями.

Уже в машине стягивает с себя маску. Начинает рыдать. Взахлеб. Кусает губы и трет глаза, упираясь ладошками в подтянутые к груди колени.

— Не реви. Я все улажу, — касаюсь ее руки, но она мгновенно ее отдергивает. — Ксюш…

— Что ты уладишь, Денис? Слухи… это же не закончится быстро, — качает головой, всхлипывает. — Как мне на учебу ходить? Эта грязь уже во всех пабликах, новостных группах… Мне кажется, не осталось никого, кто не знает, если пользуется интернетом.

Прекрасно понимаю, что она права. Люди любят подобные истории. Начнется травля. Никто не упустит такую возможность. Достучаться до кого-то со своей правдой будет тяжело. Но это не значит, что нужно сложить руки и просто смириться. Или истерить, обливаясь слезами.

— Возьмешь больничный на пару недель.

— Это поможет? Четырнадцать дней что-то для меня изменят?

Она злится. Говорит громко, почти кричит.

— Наверное, все были правы. А я… я решила… даже твой отец…

Она что-то воет, причитает. В какой-то момент у меня просто сдают нервы. Вся эта ситуация противна и накладна для меня самого. Накануне боя такой новостной взрыв желтухи, подпорченная репутация, рейтинги. Контракты, бабки… все это аукнется и мне самому. Но она этого не понимает. И не поймет. Хотя, возможно, ей это и не нужно.

— Прекрати истерику, — ору на нее во все горло. — Мой папаша — последний человек, кого надо слушать!

Ксю вздрагивает и резко замолкает. Вжимается в сиденье и выглядит так, словно я не наорал на нее, а дал пощечину.

Режет полным презрения взглядом и отворачивается к окну.

— Ты понимаешь, что от твоих слез ничего не поменяется? Ты только больше себя накручиваешь. Все будет нормально. Перебесится.

— Когда это нормально? Как? Сколько мне сидеть взаперти? — рассуждает, вырисовывая на запотевшем стекле какие-то каракули.

— Ты сама на это согласилась, тебя никто не заставлял. Ты понимала, что просто не будет.

Раздраженно ударяю ладонями о руль. Терпение кончилось. Я бешусь, а вот она, напротив, поднабралась сил и безразличия. Готова воевать. Со мной воевать. Не того врага ты себе выбрала, девочка.

— Отвези меня домой. Ко мне домой, — уточняет, вытянув шею.

Не отвечаю. Беру таймаут на несколько минут, иначе я просто за себя не ручаюсь. Трясет уже от злости и абсурдности ситуации.

За окнами мелькает ночная Москва. Выжимаю газ в пол. Улицы практически полупустые.

— Мы разобьемся, Соколов.

— Ты пять минут назад и так тут помирала. Какая разница?

— Не смешно. Денис, не смешно, — начинает волноваться, с опасением глядя на стрелку спидометра, которая постепенно «ложиться».

Ксю.

Чем выше поднимается скорость, тем безразличнее мне этот гадкий скандал. Да-да. Я на полном серьезе, а еще на внутренних рефлексах боюсь, что мы попадем в аварию. Умрем. Понимание этого — отрезвляет. Дает понять, что все можно решить, по крайней мере постараться…

Крепче держусь за ручку и еле заметно сглатываю, когда скорость на спидометре начинает ползти вниз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Денис смотрит на дорогу. Зубы стиснуты, взгляд неживой. Стеклянный у него взгляд. Это я его довела. Но, кажется, мне было необходимо сбросить негатив, обвинить… и я… я выбрала жертву. Того, кто был ближе, того, кто больше всех хотел помочь…

Я понимаю, что все это бьет и по нему. Понимаю. Но внутри все равно считаю свою кандидатуру наиболее пострадавшей.

Соколов, конечно, не отвозит меня в мою квартиру. Глупо было полагать, что послушает эту так называемую просьбу.

Из машины выйти не помогает, да и вообще идет чуть вперед. Не оборачивается, не ждет.

Злится. Или, наоборот, успокаивается, чтобы не наорать сильнее.

В прихожей нас встречает котофей и не самый приятный запах. Несложно догадаться, что он успел тут наделать в наше отсутствие, да еще и без лотка.

Я делаю все на автомате, в какие-то моменты теряюсь, где вообще нахожусь. Знаю, последствия шока. Он у меня был. Там на улице, когда вокруг столпились журналисты. А потом, когда я читала новости. Ведь специально, словно маньячка, прокручивала ленту, смаковала выдуманные подробности и пропускала всю эту грязь через себя. Если бы Юльки не было рядом, просто не представляю, что бы со мной было…

Мою руки, а в сумке начинает разрываться телефон.