ужаса боится, и желает чтобы польский король их защищал. А Жигимонта этого и упрашивать не надо — сам на брань рвется!

Царь остановился, с сожалением убрал руку жены и поднялся — подошел к поставцу, и между серебряных кубков взял два мешочка. Вернулся и снова присел — супруга тут же обняла его руку, с удивлением смотря на принесенные им вещицы.

— Земли Архимагнуса я приказал не зорить, воеводы их дальним краем обходили, и людишкам не мешали туда бежать. А принц ответно поведал Курбскому о железе и меди, что в недрах кемских лежат втуне, и о злате серебре. Воевода Басаргин туда немедля людишек отправил, дабы проверить сказки Архимагнуса. И нарочного ко мне сразу отправил с земель тех, вот вчера послание получил.

— Правду он написал тебе, я сердцем то знаю, потому и не спрашиваю. Меня и деток спасал без всякой корысти, да и тебя — а ведь мог промолчать. Честен он с тобою, Ваня, такому верить можно, ибо далеко от нас живет и милостей твоих не выпрашивает.

— Ты права, Настя, — царь высыпал содержимое мешочков на листы бумаги — на одном оказалась горсточка тусклых желтых крупинок, а на другом добрая жменя серо-грязных комочков.

Иоанн Васильевич пояснил:

— Немчин один есть тут — из Москвы привезли, утром смотрел. Злато и серебро это, без обмана, только плавить надобно. А в земле у Онеги железо нашли, много, выработки старинные есть. А на полночь от Кеми железо также имеется и медь. Огромные залежи, только добыть нужно — так розмыслы поклялись. Они копали там, но снег пошел — вот и уплыли в Кемь, а воевода тут же гонца в Москву отправил.

Царь замолчал, задумался, поглаживая плечико прильнувшей к нему жены. Потом снова заговорил, невидящим взором уставившись в пластинки слюды на оконной раме.

— Даже в малом меня не обманул Архимагнус, удивительно мне это. А ведь он еще сказку отписал, что на «Каменном поясе», горах, что на восходе отделяют царство мое от татар, есть три речушки, а там золота много, только добывать нужно. И серебра хватает разного. Показал на свитке, где речки сии текут, рукой собственной рисовал. От реки Камы недалече, где купеческим братьям Строгановым я пустынных земель много отвел два года тому назад. Вот и думаю отписать им, чтобы по рекам к горам тем людишек направили, и числом большим — остроги ставить и дознание вести. А там и ратников отправлю с воеводой — пусть в землицу сибирскую путь проторят, в сказаниях о богатой Югре многое поведано.

— Так и сделай, Ванечка, сама знаю, что злата-серебра у нас своего нет, а тут богатство невиданное. К чему ливонцы эти — землица худая, а прибытка нет — вон как ты с лица спал. Отдай те земли Архимагнусу, а он тебе службой верной отплатит. И чем-то еще, что надобно…

— Сам знаю, — Иоанн погладил по руке жену. — Дам ему волю свою и отдарюсь, но уже по-царски. Нужно ему много, но да ладно — раз и ты, и сыновья здравы, то и я милостив к нему буду. Признаю его королем ливонским, и просьбишки его выполню. А еще людишек он просит к нему вернуть, и с ними бискупа, что в Юрьеве воеводам в полон попал. Велю всех расспросить, и крест пусть целуют Архимагнусу верно служить, и в лютеранскую веру перейдут. Коли не захотят, то…

Царь задумался, и через минуту суровым голосом произнес:

— Живота папистов лишить прикажу!

Глава 36

— Корабль бывшего ревельского епископа на риф налетел, как миновал траверз Вормса, — по ухмылке Карстена Роде можно было представить, что случилось на самом деле. Магнус слушал его очень внимательно, и был признателен за иносказание — Виндавский замок место новое, прислуга не проверена, а у стен могут быть «уши». Лучше уж поберечься, хотя говорили бегло и на датском языке, глотающим звуки — издревле так повелось у легендарных данов, свирепых викингов, что ходили походами даже в Средиземное море, грабя города и даже посягнув на Константинополь, столицу могущественной тогда империи ромеев.

Датчанин, бывший шкипер и самый натуральный корсар, в прошлом, настоящем и будущем времени, продолжил свое повествование о делах пиратских, так же ухмыляясь. Но его голос для любого шпиона прозвучал бы вполне искренне и серьезно.

— Мы их спасти попытались, но не судьба — утонули все, сердечные, море порой безжалостное. Тем более, что на второй день шторм начался и все обломки море разметало. Но грузы успели в трюмы пинок опустить, благо время имелось в достатке. Но людей все же потерял самую малость — два десятка на трех кораблях пораненных, да шестеро погибших.

— Я помолюсь за них, и за вас всех, — кротко, но очень серьезно произнес Магнус — с такими делами здесь не шутили, все делалось искренне. А потому Карстен Роде немедленно стал и низко поклонился в знак признательности. Еще бы — молитва прелата смывала с корсаров свершенный грех разбоя и убийств, и превращала тем самым обычных пиратов вполне респектабельных по нынешним временам каперов.

— Я тут грамотку написал о том, что спасти удалось. Груз весь и монеты мы в Хапсаль доставили, на следующий день после отбытия вашей светлости сюда. Казначей ваш, и первый советник все приняли сами, при нас в подвалы отнесли и охрану приставили. А грузы по складам определили. А вот список всего того, что теперь в вашей полной собственности находится.

Карстен Роде протянул бумагу, вкривь и вкось исписанную, покрытую кляксами. Но старался, видимо, водя по листу гусиным пером — руки то не к нему, к мечу привычные, и сразу видно, что он пройдоха купец и бывалый моряк в одном лице. Ведь обычный писец в качку на море вообще бы ничего не написал толком, чернилами залил. А тут все понятно изложено, по строчкам, и сумма груза детально показана.

Причем по честной цене — какой смысл хитрить, обманывать сюзерена, ведь ложь может боком рано или поздно выйти?!

— Да, занятно, — пробормотал Магнус, начиная вникать в четкую пропись цифр. Неплохой гешефт провернул покойный епископ, распродав не свое состояние, но непосильными трудами уворованное. Золотых дукатов оказалось на семь с половиной тысяч, три увесистых мешочка по полпуда в каждом. Да еще серебра на 18 тысяч талеров разной монетой — девять бочонков, что двое матросов с трудом поднимали — все же полцентнера в каждом. И к этому разного барахла груда, да меха, в основном местные, особой ценности не представляющие — лисьи да беличьи шкурки, да