хотя видел, что Корсаков не спит и вообще жив и здоров. Положил на стол апельсины, выбрал один, подошел к кровати, протянул апельсин Корсакову и спросил:

— Что еще принести?

— Валер, ты чего? — спросил Корсаков. — Со мной все в порядке.

— Ну и хорошо, что все в порядке, — не стал спорить Небольсин. — Тем более ешь фрукты.

Он пожал руку Дружникову и уселся по другую сторону стола.

— Сколько тебя тут держать будут? — начал он светскую беседу.

Корсаков демонстративно отвернулся.

— Что еще расскажете, Валерий Гаврилович? — поддержал беседу Дружников.

— Был я там. — Небольсин рукой указал куда-то повыше своего роста, но не самый верх.

— Понял, — кивнул Дружников.

Помолчали. Первым не выдержал Небольсин.

— Советуют быть осторожнее. — Он говорил безлично, отвлеченно. — Азизов влиятелен, у него обширные связи на всех уровнях. Конфликтовать с ним сейчас никто не станет.

— Особенно из-за какой-то ерунды, — вклинился Корсаков.

— Погоди, Игорь, погоди, — попросил Дружников. — Что еще?

Небольсин, ощутив слабое сочувствие, ободрился:

— Считают, правда, по косвенным, что он сыграл важную роль в недавнем свержении клана Ракиевых.

— Да, — подхватил Дружников, — Ракиевы представляли собой большую опасность и для своей страны, и для России, и для всего региона. Все ведь понимают, что любые зарубежные инвестиции есть прямое вторжение в политику государства, каким бы суверенным оно себя ни объявляло. А Марат почти напрямую просился в Штаты, обещал содействовать их капиталовложениям.

— Вполне мог, между прочим, в обмен на это получить содействие на вложение своих собственных капиталов в Штаты или в другом удобном месте.

Повисла пауза, и Корсаков понял, что его приглашают включиться в разговор.

— Мог бы, конечно, если бы сменил отца, — подхватил он.

— Ну, а переворот и отца отстранил, и тем более Марата, — ободрился Небольсин, — хотя, говорят, многие кланы уже были готовы Марата поддержать, особенно узбекские.

— Вот видишь, — повернулся Дружников к Корсакову. — Вот тебе и кланы, вот тебе и история семей.

— Так что сейчас Азизов считается одной из самых влиятельных персон в этом регионе, и, по слухам, влияние его ширится и все больше переходит в реальную плоскость.

— Это же наркотрафик, — подал голос Корсаков.

Небольсин пожал плечами:

— Святых там нет. Наркотики лучше, чем штатовские базы у нас под боком, согласись.

— А там? — Корсаков показал пальцем в потолок. — Там понимают, что Азизов просто прорабатывает свой собственный сценарий? Ракиевы Ракиевыми, но ведь так можно и…

Небольсин сокрушенно покачал головой, легко шлепнув себя по уху. То ли это означало «Лопух ты, Корсаков», то ли намекал, что их слушают. Впрочем, какая разница? Слово — не воробей.

Дружников же среагировал иначе:

— Теперь ты понимаешь, как важен для него архив. Мы пока не знаем, как он влиял на тех, кто его поддержал в вопросе с Ракиевыми, но можем представить, какую власть он обретет, если овладеет подобными тайнами. Это, брат Игорь, Восток.

— Восток — дело тонкое, — согласился Корсаков.

Небольсин хмыкнул:

— Свежая мысль!

— Вы представьте, что будет, если Азизов со своими возможностями влезет еще во все нефтегазовые дела! — вернулся к основной теме Дружников. — На чьей стороне он окажется? «Облнефти»? «Северного газа»?

— Так он может и свой собственный проект запустить, например, в Индию или в Китай, — подсказал Корсаков.

Дружников прищурился, уткнулся пальцем в Небольсина:

— Как сказал один умник, свежая мысль.

— Одни юмористы кругом, — вынес свое заключение Корсаков.

Дружников продолжил:

— Именно в этом направлении нам и надо думать.

— О чем? — поинтересовался Небольсин.

— Если гипотетически возможна идея самостоятельного проекта Азизова, значит, так же гипотетически, это кому-то может не нравиться.

— А что, — взбодрился Небольсин, — это в самом деле надо обсудить.

— Вот-вот, обсудите поскорее, — попросил Дружников. — Я тоже поговорю, где возможно. Но это — перспектива, а нам надо подумать о ближайших часах.

— Почему?

— Вы — мудрый человек, Валерий Гаврилович, но сейчас немного увлеклись. Время, в данном конкретном случае по имени Игорь, не на нашей стороне.

— То есть?

— Сегодня у нас какой день недели?

— Суббота.

— А каникулы когда заканчиваются?

— В понедельник.

— Значит — что? — спросил Дружников. Выждал паузу и сам себе ответил спокойным и поучающим тоном: — Значит, заинтересованные стороны, — он перевел взгляд на Корсакова, — постараются использовать в своих целях обстановку… ну, назовем это «временно разреженным пространством».

— В этих условиях проникнуть в любую точку относительно несложно, — дополнил Небольсин.

Корсаков не поддержал спокойного тона беседы и спросил:

— Вас так понимать, что мне конец?

— Тебя-то мы прикроем, — сказал Небольсин. — Людей я вызову прямо сейчас.

Он потянулся к своему телефону, когда распахнулась дверь и Катя официальным тоном предложила:

— Посетителей прошу на выход, — и отошла в сторону.

Ее место в проеме двери занял солидный пижон лет пятидесяти, приветственно кивнувший Дружникову.

— Это главврач, — негромко прокомментировал Дружников, поднимаясь.

А главврач обратился к кому-то, стоящему за дверью:

— Вот он, ваш пациент, — и отошел в сторону, освобождая путь.

26. Москва. 6 января

В первый момент Корсаков не поверил себе и попытался сесть, чтобы лучше видеть, потому что ему показалось, что в палату вошел Шукис, но, вглядевшись, он понял, что это в самом деле он. Острая боль заставила вспомнить о рекомендациях и прямых запретах, и в палату снова вбежала Катя, а он снова лег и злился, глядя, как Шукис ощупывает ее взглядом.

А еще Корсаков подумал, что происходит что-то странное, что-то такое, что происходить не должно, потому что он несколько минут назад думал о Сане Андронове, а сейчас видит Эмиля Шукиса, вместе с которыми он служил в армии.

Первый месяц, конечно, был отдан азам воинской службы, когда надо было просто вставать в строй и не забывать, кто стоит справа от тебя и кто — слева.