ею пользовался, и отпечатки там наверняка остались. «А что, если это ее зажигалка и ее отпечатки?» — шептал противный внутренний голос. «Но зажигалка и девушка… Нет. Вряд ли. Папирос в сумочке не было! Да и зажигалка мужская…» — пытался привести в ответ доводы разум.

После семи часов вечера Михаил окончательно смирился, что до завтра ему отчета не увидеть, и день пропал зря. Он уже устало, фактически не понимая, что ему говорят, выслушивал очередного звонившего или посетителя, задавая один-единственный вопрос: когда девушка пропала? Его интересовал только ответ на него. Выслушав, а точнее пропустив мимо ушей очередной поток излияний, он сообщал, что заявление о пропаже примут через три дня в отделении по месту жительства и либо вешал трубку, либо выпроваживал очередную заботливую даму, ну или пару, или, гораздо реже, мужчину. Если три дня уже прошло после пропажи человека, а такое тоже встретилось, к счастью, по телефону, он посоветовал написать заявление немедленно.

В девятом часу вечера Михаил решил, что с него довольно. Способ найти родственников, друзей или знакомых девушки был выбран весьма и весьма неудачный. Надо было думать, как еще можно узнать хотя бы фамилию девушки. Имя-то он знал, но как объяснить сослуживцам, откуда оно ему известно? Да и толку с того имени… Татьян в Москве… м-дааа…

Михаил устало потер пальцами глаза, перешел на виски… В дверь робко постучали.

— Войдите, — вздохнув, обреченно произнес он.

В приоткрытую дверь заглянула невысокая женщина лет сорока-сорока пяти.

— Можно? — робко спросила она.

— Заходите, — бросив на нее быстрый взгляд, произнес Михаил.

— Здравствуйте… — несмело проходя к его столу, тихо проговорила она.

— Присаживайтесь, — кивнул на стол следователь и, сложив перед собой руки в замок, выжидательно уставился на посетительницу.

— Извините… Я, наверное, поздно… Но мне в отделении милиции сказали ехать к вам… — нервно теребя ручки довольно объемной и потертой сумочки, нервно начала женщина.

— Расскажите, пожалуйста, что случилось. У вас кто-то пропал? — наметанный глаз следователя уже отметил и припухшее от длительных слез лицо, и синяки под глазами от бессонницы, и нервно дрожащие руки женщины. Михаил нахмурился. Тут, похоже, что-то посерьезнее поездки на дачу.

— Да… Дочка… Дочка у меня пропала… — подняла она на него умоляющие глаза. — Семнадцать лет девочке… Ушла, и… так и не вернулась…

— А когда пропала девочка? — насторожился Мишка.

— Два дня назад. Вечером она ушла… Знаете, пришла с работы, покушала, нарядилась… Сказала, что с подружкой в кино пойдет, на вечерний сеанс. Мне очень не нравится, когда Танечка с этой подружкой в кино ходит… И вечно на вечерние сеансы… А потом они еще и пешком идут, да и болтают долго. Приходит обычно глубоко за полночь. А вот в этот раз не вернулась, — женщина промокнула глаза платком, зажатым в руке.

Имя Танечка буквально хлестнуло Михаила. Он подобрался, внимательно вслушиваясь в тихий рассказ женщины. Сонливость как рукой сняло.

Зазвонил телефон. Женщина встревожено подняла глаза на следователя. Михаил схватил трубку.

— Петровка, 38, старший следователь Ростов, — рыкнул в трубку. — Когда? — нетерпеливо спросил он. — Заявление на поиск пропавшего пишется через трое суток в отделении милиции по месту жительства. Ждите, — быстро и резко проговорил он и, опустив трубку на рычаг, встал и выдернул шнур из розетки.

— Извините, — усевшись обратно за стол, произнес он. — Продолжайте.

— Я… Я до утра прождала Танечку… А она не пришла… — женщина подняла на следователя потерянный, какой-то беспомощный взгляд. — Утром на свою работу пошла, еле отработала смену… Успокаивала себя, что Танюшка сразу на работу пошла. Думала, приду домой — а она дома… Ну, думала, всыплю нахалке по первое число… — подавив всхлип и тяжело вздохнув, женщина продолжила: — Вечером домой бегом бежала. Только не пришла Танюшка с работы… Я поехала к ней в библиотеку — она у меня в библиотеке работает, на Знаменке, знаете? — взгляд стал вопросительным, словно она ждала ответа.

— Знаю, — кивнул Михаил. — Вы живете на Знаменке?

— Нет, — замотала она головой. — Живем мы на Зубовской улице, но это же совсем недалеко от Знаменки, вы же понимаете? Танюшке удобно было на работу ездить, совсем рядом… — женщина снова замолчала.

— В библиотеку она не приходила, верно? — поторопил ее Михаил.

— Нет… — снова замотала головой женщина. — Там заведующая очень сердилась… Ругалась… Сказала, что уволит вертихвостку… А какая же она у меня вертихвостка? Танечка у меня очень хорошая девочка! Она… — женщина не сдержала всхлип. — Она… она очень серьезная…

— Дальше, пожалуйста, — снова поторопил ее следователь.

Женщина кивнула и, глубоко вздохнув, продолжила:

— Я… Я пошла на телеграф… Обзвонила все больницы… Танюшки нигде не было. Тогда я пошла в милицию… А мне сказали приходить через три дня… Вот как вы сейчас… — кивнула она на телефон. — И заявление не приняли… И даже слушать не стали… Вы ведь примите заявление? Найдете Танечку? — подняла она на него глаза, в которых плескалась надежда. — Знаете, у меня же больше никого нет… Только Танечка… Муж умер, когда Танюшке три годика было… Строитель он у меня… был… Разбился… Одна я Танечку поднимала…

— Опишите девушку, пожалуйста, — попросил ее Михаил.

— Светленькая она у меня… Худенькая очень, тростиночка… Ветром сдувает… — растерянно проговорила женщина.

— Особые приметы есть? Шрамы, родинки? — нахмурился Михаил.

— Н-нет… — еще больше растерялась женщина. — Родинки… ну… как… как у всех… вот тут… — она коснулась пальцем у себя над левой бровью, — тут у нее родинка небольшая… Маленькая совсем…

— Пишите заявление. Вот образец, вот бумага, — протянул он ей несколько листов бумаги и образец заявления, а сам схватил трубку.

Не сразу сообразив, почему в трубке тишина, он нервно несколько раз нажал на рычажки. Гудка не появилось. Наконец, вспомнив, что сам же и отключил телефон, чертыхнувшись, встал и направился к розетке. Услышав в трубке вожделенный гудок, он набрал номер морга.

— Сергей Николаич, — дождавшись ответа, быстро проговорил он. — Ты на месте? … Не уходи пока, пожалуйста, дождись нас. … Нет, важно. … Та девушка с Моховой. … Да. Едем, — Михаил положил трубку.

Женщина, перестав писать, с тревогой и нарастающим ужасом смотрела на него. Перо у нее в руке дрожало, на бумагу капнули чернила.

— Где… где Танечка?.. — побелевшими губами прошептала она.

— Вы пишите, пишете, — протянул ей чистые листы Михаил. — Я потом объясню.

Посмотрев на него долгим взглядом, женщина, вздохнув, дрожащими руками принялась за заявление. Перепортив кучу бумаги (с пера то и дело стекали чернила, образуя огромные кляксы), она наконец справилась и протянула Михаилу исписанный лист. Проверив, он убрал его в стол. Игнорируя разрывавшийся телефон, поднялся.

— Пойдемте, Ирина Владимировна. Я все