– Ром… – Катька громко шептала, то ли от волнения, то ли оттого, что дед Артём был во дворе. – Ром, ну ты где? Я боюсь заходить одна… Вдруг он не в настроении сейчас…

– Защищать не буду, – шепнул я ей и толкнул калитку.

Дед Артём сидел на крыльце и чистил грибы. Здоровенные, белые, наверное, всё утро по лесу бродил. Мы с Михой вошли первыми, Катька с собакой пыталась прятаться за нашими спинами.

– Ну как учёба, молодёжь?

– Здрасьте, – невпопад ляпнул Миха. – Идёт учёба, никуда не девается.

– А Катерина чего прячется, двойку получила?

Лучше бы она и правда получила двойку! Чувствуя себя предателем, я шагнул в сторону. Краем глаза я видел, как Катька пытается ускользнуть опять за мою спину, а собака – нет. Собака осталась стоять где стояла, замерев и вперив в никуда этот несобачий холодный взгляд. У деда Артёма глаза округлились. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, передумал, закрыл, заморгал, как будто отгоняя видение. Он узнал пса, конечно, узнал, тот уже успел стать знаменитостью и перепугать кучу народу. Должно быть, об этом дед Артём и подумал в первую очередь. Я сам только об этом и думал: опасно!

Я надеялся, что он сейчас рявкнет, и все разбегутся: собака восвояси, мы с Михой по домам, а Катька делать уроки и не расстраивать дедушку опасными затеями. Дед Артём может, он такой. Но что-то опять пошло не так.

– И ты надеялась так запросто провести этого красавца в дом, потихоньку спрятать под кроватью, чтобы дедушка не нашёл, выгуливать в свой старый горшок и кормить остатками обеда? – дед Артём улыбнулся. Он улыбнулся, чёрт бы его побрал, улыбнулся, и голос у него был совершенно не рассерженный!

Катька виновато смотрела в землю. А дед отложил нож и сложил руки, готовясь к воспитательной лекции:

– А почему же тогда ты его прятала, объясни? Правда надеялась, что я не замечу?

– Я боялась, ты не разрешишь, – Катька прошептала это земле у себя под ногами. Но дед расслышал:

– Правильно боялась…

Катька протестующе взвыла и бросилась обнимать деда со всех сторон и тараторить:

– Ну-дедушка-ну-пожалуйста-я-больше-ничего-не-попрошу-она-хорошая…

Я зажмурился, чтобы этого не видеть. Хотелось рявкнуть на неё, чтобы прекратила: так только малыши делают, и у тех редко получается… Она трещала неестественно высоко. Ушам было больно от этих звуков, но на то и был расчёт. Нет, Катька изменилась уже тогда, никогда прежде она себе такого не позволяла. Фу!

– Цыц! – рявкнули мне в самое ухо, и тут же стало тихо. Я открыл глаза. Миха, мой спаситель, смущённо смотрел в землю. – Давай уговаривать аргументированно, а то уши болят. Он крыс ловит…

Очень захотелось дать ему пинка, но я постеснялся при деде Артёме. Тот сидел с совершенно ошарашенным лицом – должно быть, как и я, не ожидал от своей покладистой Катьки таких фокусов. Он рассматривал собаку, собака невозмутимо таращилась вдаль. Катька так и замерла, повиснув у деда на шее, выжидательно глядя ему в лицо.

– Ты бы его помыла хоть, – неожиданно выдал дед Артём. – Грязнющий-то какой.

Я был готов упасть на землю и зареветь в голос. Если Катька позволяет себе такие фокусы, то я тоже имею право на запрещённые приёмы. Он согласился! Может, ещё передумает?

Дед Артём взял тазик с грибными очистками, прошёл к компостной куче, вытряхнул, вернулся, протягивая Катьке чистый большущий таз:

– На-ка вот. Такую грязищу в дом не пущу.

Я вздрогнул: дед точно сошёл с ума. Не даст эта псина Катьке себя помыть, странно, что вообще трогать даёт… Но Катька приняла вызов спокойно:

– Он не хочет в тазу купаться, он в речке хочет. Сейчас пообедаем и сходим, можно?

– Сначала уроки.

Миха ушёл разочарованный: шоу не получилось. Провожая до калитки, я всё-таки потихоньку отвесил ему пинка и шёпотом передразнил:

– «Крыс ловит»! Сожрёт ребёнка тварь – неужели не знаешь её?! Дед тоже в маразм впал…

– Да ладно тебе! – Миха даже не обиделся. – По-моему, они отлично поладили. То, что он не слушался Юрича, не значит, что и с Катькой так будет. Собаки чувствуют людей.

Я тогда ему не поверил: слишком боялся за Катьку. Остался у них обедать. Дед Артём разливал суп. Катька отыскала подходящую миску, накидала каши с мясом, туда же плеснула щей для букета, да ещё и хлеба накрошила, как птичке.

– Годится? – она показала нам свой кулинарный шедевр, явно довольная собой.

– Спасибо, что хоть без песка, – хихикнул дед Артём. – Давай не задерживайся, ждём тебя!

Катька с миской уже открывала входную дверь. Я выскочил за ней: эта псина ни у кого еду не берёт, только отбирает, нельзя позволять Катьке…

– Погоди… Дай лучше я.

Катька удивлённо глянула на меня, как будто я не понимаю элементарных вещей:

– Он хочет, чтобы это сделала я. У собаки должен быть один хозяин. Тор! – Она бегом спустилась с крыльца: пёс сидел тут же, ждал. Катька поставила перед ним миску, да ещё и наклонилась…

– Кать!.. – голос получился сдавленный и визгливый. Кажется, крыльцо подо мной вздрогнуло. Катька тоже дёрнулась и ошарашенно уставилась на меня.

Она сидела на корточках в миллиметре от собаки. Собака в миллиметре от неё сунула морду в миску и оглушительно зачавкала – так, что мне самому захотелось поскорее вернуться в дом и сесть за стол. Дед Артём здорово готовит, не то что мы с отцом…

Да, в этот раз пронесло, только я не успокоился. За время нашей службы в магазине собака успела научить меня, что с ней нельзя расслабляться. Собаки тоже бывают разные. И у этой подлый характер.

…Потом мы делали уроки, я и Катька. Я решал уравнения, одним глазом поглядывая, как она там выводит палочки в прописи. Пёс остался во дворе – хоть на этом дед Артём настоял: грязного в дом не пустили. Я поглядывал на него в окно: он сидел перед входной дверью и смотрел перед собой, будто поджидая, кто там выйдет. И ещё я думал, куда запропастился Микки.

Обычно он выбегает встречать всех, громко, с лаем, прыгает вокруг, пытаясь запрыгнуть на руки, и частенько ему это удаётся. А тут…

– Не видела Микки?

Катька подняла голову от своих прописей и удивлённо уставилась на меня. Опять это выражение: «Какой ещё Микки?» Она секунду подумала, кивнула сама себе и буркнула:

– Гуляет где-то.

Это было совсем на неё не похоже. Я не успокоился и пристал с тем же вопросом к деду Артёму. Тот хотя бы не делал такого лица, будто не