— Вы сообщили кому-нибудь о его поступках?

Миссис Мёрчисон покачала головой.

— Мы велели нашим дочерям не общаться с Р. и сообщить нам, если он будет вести себя с ними неподобающим образом.

— И он себя так вел?

— Насколько мне известно — нет.

— Эти визиты продолжались? — спросил я.

— Некоторое время, — сказала она. — Но несколько месяцев назад они как будто прекратились. Полагаю, он просто перерос подобные вещи.

Я выразил свое восхищение снисходительной оценкой, которую дала миссис Мёрчисон поведению Р.М., и снова попросил прощения за то, что вынужден говорить с ней о таких вещах. Мы поблагодарили ее за гостеприимство и спросили, где можем найти первопричину нашего визита.

Оставив пони привязанными возле дома Мёрчисонов, мы прошли остаток пути по деревне пешком. Жилище М., находившееся на некотором расстоянии, было самым жалким домом в поселке, напоминающим скорее не дом, а дымящуюся навозную кучу. Плохо ухоженная земля рядом с ним заросла сорняками. Дверь была открыта, и мы заглянули в комнату. Слева от комнаты находилось то, что выглядело полуразрушенным коровником. В стойлах не было скота, но вонь все равно стояла отвратительная, и немногие сочли бы это место пригодным для человеческого обитания. В очаге не горел огонь, и в комнате было холодно и почти темно.

Мистер Синклер выкрикнул приветствие, на которое не получил ответа. Он шагнул в комнату и повторил приветствие на гэльском. Пара куриц, клевавших что-то с земли, прошмыгнула мимо наших ног. Справа что-то шевельнулось, и наши взоры обратились к человеку, сидевшему на стуле рядом с крошечным отверстием в стене.

— Мистер М.? — спросил мой спутник.

Человек с некоторым трудом встал, сделал к нам пару шагов, тяжело опираясь на узловатую палку, и сказал несколько слов на том языке, на котором к нему обратились. Мистер Синклер ответил, и мужчина приблизился к нам.

Мне редко доводилось видеть столь печальный образчик человеческой расы. Стоя сгорбившись, он казался едва пяти футов ростом. Его борода и волосы были густыми и неприбранными, одежда — рваной. По моему совету мистер Синклер спросил, не могли бы мы выйти из дома и побеседовать пару минут. Человечек посмотрел на нас с некоторым подозрением и покачал головой, а потом дал понять, что если мы желаем с ним разговаривать, мы должны сесть за стол, стоящий посреди комнаты.

Мы опустились на скамью у стола, испещренного куриным пометом. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я начал рассматривать мистера М. У него были такие же нависшие брови и бегающие глаза, как у его сына. Руки, набивавшие маленькую трубку, — длинные, со скрюченными пальцами, сплюснутыми на кончиках. Я задумался — не спал ли он, когда мы вошли, потому что теперь мистер М. выглядел так, будто стряхнул с себя оцепенение. Тем не менее выражение его лица было недоверчивым, если не откровенно враждебным. Он не предложил нам подкрепиться; не то чтобы я хотел съесть в этой грязной лачуге хотя бы крошку.

Мистер Синклер спросил, может ли мистер М. побеседовать с нами на английском, и дальше мы говорили уже на этом языке. Адвокат в самых простых словах объяснил суть нашей миссии, и меня поразил тот факт, что мистер М. ни разу не спросил о самочувствии сына. Мистер Синклер начал расспрашивать, как живут младшие дети арендатора. Тот ответил, что их забрали в семью его жены, в Тоскейг.

Потом мистер Синклер принес свои соболезнования насчет смерти его дочери.

Глаза мистера М. стали жесткими.

— У меня нет дочери, — сказал он.

— Я имел в виду вашу дочь Джетту, — объяснил мистер Синклер.

— Такой особы не существует, — сквозь сжатые зубы ответил арендатор.

Реплики моего коллеги, хоть и сделанные с добрыми намерениями, не способствовали улучшению атмосферы за столом.

— Значит, теперь вы совершенно один? — спросил я.

Мистер М. не ответил на этот вопрос, возможно, совершенно резонно решив, что ответ очевиден. Он зажег трубку и запыхтел ею, чтобы она разгорелась. Его глаза все время метались от одного непрошеного гостя к другому.

— Мистер М., — начал я, — мы проделали немалый путь, чтобы с вами поговорить, и я надеюсь, вы будете любезны ответить на кое-какие вопросы о вашем сыне. Важно, чтобы мы попытались понять, в каком умонастроении он находился, совершая те поступки, в которых его обвиняют.

Выражение лица М. не изменилось, и я задумался — понял ли он хоть что-нибудь из того, что я сказал. Я решил изложить свои вопросы в как можно более простых терминах. Я не слишком рассчитывал узнать что-нибудь интересное, но хотя бы уже выяснил кое-что, наблюдая прискорбные условия, в которых проживал Р.М.

— Вы, несомненно, помните тот день, когда произошли убийства?

Я помолчал в ожидании какого-либо подтверждения и, не получив его, продолжал:

— Вы можете описать, в каком умонастроении пребывал в то утро ваш сын?

Мистер М. шумно пососал черенок своей трубки.

— Человек не больше способен разглядеть что-то в уме другого человека, чем разглядеть что-то внутри камня, — в конце концов сказал он.

Я решил задать более прямой вопрос.

— Был ли ваш сын в общем и в целом счастливого нрава? Был ли он жизнерадостным мальчиком?

Арендатор покачал головой. Я решил, что он не столько отвечает отрицательно, сколько дает понять, что у него нет мнения по данному вопросу. Тем не менее это был хоть какой-то ответ, и я слегка приободрился.

— Ваш сын говорил вам о своем намерении убить Лаклана Маккензи? — спросил я.

— Нет.

— Вы получали какие-нибудь намеки на то, что он собирается сделать?

Мистер М. покачал головой.

— Правда ли, что между вами и мистером Маккензи существовали некие разногласия? — не сдавался я.

— Я бы не назвал их «разногласиями», — ответил он.

— А как бы вы их назвали?

Мистер М. некоторое время пристально смотрел на меня.

— Я бы никак их не назвал.

— Но если вы не называете их «разногласиями», должны же вы их как-то называть?

— Почему должен?

— Ну, — самым любезным тоном проговорил я, — если вы хотите о чем-то поговорить, нужно это как-то называть.

— Но я не хочу об этом говорить. Это вы хотите, — сказал мистер М.

Я невольно улыбнулся такому ответу. Возможно, он был не настолько туп, как я предположил сначала.

Тут мистер Синклер в свою очередь сделал попытку сломить упрямство старика.

— Будет ли верно сказать, что мистер Маккензи вел против вас некую вендетту?

— Вам следовало бы спросить об этом мистера Маккензи, — сказал старик.

Мистер Синклер посмотрел на меня, сдаваясь.