Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я поеду, — покачал я головой. — Хоть на попутке. Я втянул его во все это наше дело. Хотя и не по своей воле. Из-за меня он уже второй раз ранение терпит. Я друга одного оставить не могу.
Тургулаев с Вадимом переглянулись.
— Ладно, — покивал Тургулаев. — Тебя вызовут в отдел дать показания завтра. А сегодня езжай. Ты хорошо поработал.
— Спасибо.
— Только не шатайся по территории один. А-то капитан Лисицын мне всю плешь проест. Будет приставать со своими вопросами: кто ты, мол, такой.
— Я провожу Витю к машине, — вызвался Вадим.
— Вадик, ты че, глухой? — Строго сказал ему подполковник. — Ты мне тут нужен. Кто допрашивать задержанных будет? Пушкин, что ли?
Вадим вздохнул, протянул мне ключи от своей машины.
— Завтра заеду за ней, — сказал разведчик.
— Спасибо, — улыбнулся ему я.
Вадим быстро объяснил мне, где оставил свой автомобиль, и я было хотел уже двинуть на выход, но Тургулаев остановил меня.
— Стой-стой. Не шатайся по территории один. Ща кого-нибудь из бойцов к тебе приставлю, чтобы проводил. А то тебя без кисивы не выпустят из оцепления.
Тургулаев отошел. Кликнул бойца, но тут же подоспел командир омоновцев. Стал ругаться с Тургулаевым, мол, нефиг командовать его людьми.
— Саня, не будь козлом! — Орал на него Тургулаев. — Че тебе, жалко, что ли, одного орла своего? Да ниче с ним Летов не сделает.
— За каким чертом ты его вообще отпускаешь? — Отвечал командир омоновцев.
— Надо моему информатору уехать. Надо. Вопрос жизни и смерти. Не выделывайся давай!
После немногочисленных уговоров командир ОМОНа сдался. Обернувшись, крикнул:
— Мужики! Давай сюда один. Надо гражданского вывести за кордон, к машине!
Один из солдат, державшийся будто бы немного поодаль от всех остальных, вызвался первым. Невысокий, в полной выкладке и маске, он зашумел снаряжением, подбегая к командиру.
— Я могу, — хрипловато проговорил солдат.
— Че с голосом, Максим? — Удивился командир ОМОНа.
— Сорвал, когда на этих сукиных сынов орал. Осип совсем.
— Бывает. Ладно. Бери гражданского и проводи его за оцепление. Ему уехать надо. Где машина, он покажет. Дальше пулей обратно. Понял?
— Слушаюсь, — прохрипел боец.
Я присмотрелся к омоновцу. Показалось мне, что было в нем что-то не так. Был он весь какой-то неряшливый, что ли. Нервный. Постоянно суетился и оглядывался по сторонам. Почему он ведет себя именно так, сказать было сложно. Впрочем, все можно было бы сослать на штурм и перестрелку. Неспокойную, в общем-то, работу.
Боец оказался молчаливым. Он почти не смотрел на меня всю дорогу, пока мы шли с тока к машине. А когда миновали милицейское оцепление, мне даже на мгновение показалось, что перед кордоном он занервничал.
— Нежарко в маске? — Спросил я, видя вдали, под большой вишней, спрятанную в темноте девятку Вадима. — Дело к лету. Вечер душный.
— Жарко, — прохрипел боец. — Но снимать не положено.
Он бросил на меня краткий взгляд.
У него были темные небольшие глаза и густые светло-русые брови. На мгновение мне почудилось, что я знаю этот взгляд. Знаю эти глаза.
Хотя виду я и не подал, мне показалось, что он заметил мой мимолетный, подозрительный взгляд. И я не ошибся. В следующее мгновение боец вскинул автомат, пытаясь выстрелить в меня.
* * *
— Как тебя зовут, пацан? — Злобно уставился на Вадима Логопед.
Стоя на коленях, с руками за спиной, он посмотрел на разведчика исподлобья. Угрожающий взгляд этого человека почему-то показался Вадиму смешным.
— Молчать, — буркнул Вадим, заполняя под фонариком протокол.
Писать прямо навису, на картонном планшете, было неудобно. Фонарик то и дело приходилось держать в зубах, и всякий раз вынать, когда нужно было что-то сказать.
— Зря борзеешь, — проговорил бандит. — Я ж тебя, суку, все равно достану. Даже с зоны. Думаешь, мусор позорный, ты меня надолго упечешь? Хрена. Выйду скоро. Тогда ты у меня, сука, по-другому заговоришь.
Вадим вздохнул, опустился рядом с Логопедом.
— Обидно, конечно, получилось, — сказал Вадим.
— Чего тебе обидно? — Зло спросил Логопед.
— Обидно, что ты, падла, больно ссыкливый оказался и сдался. А я бы хотел, что б такого урода, как ты, наши ребята пристрелили, как собаку.
Логопед нахмурился, отвел взгляд.
Не успел Вадим подняться, как у него за спиной началась суета. Омоновцы забегали туда-сюда, и Вадим почти сразу понял, что произошло что-то нехорошее.
— Э, че случилось? — Позвал он пробегавшего мимо бойца.
— У нас один погибший! — Обернувшись, крикнул тот.
— Че? — Вадим удивился. — Не было ж потерь!
— Нашего одного нашли, мертвого! В кустах, под забором, лежал. Раздетый и со свернутой шеей!
— Вот сука, — выругался Вадим и в этой неразберихе бросился искать Тургулаева.
* * *
Навестись, я ему не дал. Я вцепился в автомат, и мы принялись бороться за оружие.
— Алим… — стиснув зубы, сказал я.
— Дай ключи, — не меняя голоса, сказал командир чеченов. — Тогда, может быть, я оставлю тебя жить.
Я не ответил. Попытался вывернуть автомат, чтобы отобрать. Невысокий, и на вид щупловатый Алим оказался на удивление сильным. А еще довольно техничным.
Чечен внезапно толкнул меня автоматом и дернул в сторону. Когда он успел подставить мне подножку, я не заметил. Я просто грохнулся на землю, но автомата не выпустил. Ремень АК предательски натянулся и увлек Алима за мной.
Чечен упал вместе со мной. Мы принялись кататься в дорожной пыли, силясь вырвать друг у друга оружие.
Я смог его сдюжить. Все же Алим был ниже, легче и мельче меня. Оказавшись на чечене, попытался наставить АК ему в плечо, так как позволял ремень. Хотел хотя бы ранить, чтобы ослабить. Внезапно, Алим убрал правую с цевья оружия. Я услышал, как щелкнул магазин. А потом мне прилетело в лицо. Это боевик огрел меня отстегнутым магазином оружия.
Защититься я не успел, но и не упал. Удержался сверху. Однако чечен воспользовался ситуацией и щелкнул затвором. Последний патрон, покоившийся в оружии, выбросило наружу.
Когда я очухался от удара, нажал на автомат, прижав им Алима к земле. Едва слышно запел металл. Я быстро догадался, что это Алим вынул нож.